Страница 7 из 9
– От нашего стола – вашему столу…
– Мне много, – вяло запротестовал я.
– Это же бренди, безвредный напиток. – Он расположился в своем кресле и со значением произнес: – По поводу вашего предложения, Дмитрий Сергеевич… Пока я вам ничего не отвечу. Должен подумать. Утро вечера мудренее, а я, видите ли, «жаворонок»… Но я хочу сказать о другом. – Он посмотрел мне прямо в глаза. – Мне почему-то кажется, что мы с вами подружимся. Независимо от того, приму я ваше предложение или нет. В чисто человеческом плане.
– Был бы счастлив иметь другом такого человека, как вы.
– Есть встречное предложение! – весело вскинулся он, протягивая свой бокал. – Почему бы нам не перейти на «ты»?
– Согласен.
– Мои друзья и коллеги называют меня Гариком. И мне это нравится. Я чувствую себя моложе.
– А я просто Дима.
– Ну что же, Дима, прозит!
– Чин-чин! – в тон ответил я, и мы чокнулись.
– Удивительный сегодня день! – Касаев отставил бокал. – Столько событий… Не-ве-роят-ных!
Я вдруг понял, что он захорошел. Перебрал норму. Вероятно, по дороге в кафе ему стало невтерпеж и он хлопнул стопку в ближайшей распивочной. У меня нет права следить за его рюмкой. Однако всякий разговор о делах надо отставить. Если, проснувшись завтра поутру, он вспомнит, что новый знакомый пытался что-то вынюхивать у него по пьяной лавочке, я отдалюсь от цели. Итак, переключаемся на другую тематику. Тем более что первые камни в фундамент уложены надежно.
– Да, удивительный, – согласился я.
– Представляешь, – увлеченно продолжал он, – сижу я у себя утром в редакции, вдруг звонок. С радио. Дескать, летом они использовали в нескольких передачах мои материалы и начисляли гонорар. Какие-то извинения насчет задержки, и вдруг: «Вы будете в четыре на месте? Мы пришлем кассира». Ну, думаю, розыгрыш. Кто-то решил похохмить. Сижу, работаю. Как раз нужно было срочно сдавать материал о проблемах метрополитена. И вдруг ровно в четыре открывается дверь, входит этакий замухрышка, сует мне ведомость, а следом выкладывает двести тысяч, каково?!
Ну, положим, не двести, а сто пятьдесят, подумал я, вслух же произнес:
– Не вижу ничего загадочного в том, что твои блестящие статьи прочитали по радио.
Он громко рассмеялся:
– Эх, Дима… Ты не представляешь, как в Питере воруют информацию друг у друга… Лопатят, перекраивают, компилируют, а после без зазрения совести выдают за свое. Да знаю я, знаю, что некоторые мои статьи раздергиваются на абзацы, только сроду мне за это не платили ни рубля! А тут – сто пятьдесят тысяч! – (Он даже на заметил, что проговорился.) – Да еще принесли на блюдечке с голубой каемочкой.
– Я, конечно, не знаю вашей журналистской кухни, но кое-какие соображения имею…
– Ну-ка, ну-ка!
– По-моему, на этом самом радио сейчас идет проверка. Они включали тебя в ведомости, но денежку получал кто-то другой. А тут – проверка. Они и переполошились. Поэтому, от греха подальше, решили рассчитаться.
Касаев посмотрел на меня с восхищением.
– Вот что значит финансист! А я сроду не допер бы. Честно говоря, даже не запомнил, как называется это радио… Ну, ладно, Дима, поскучай немного. Мне надо выйти.
Выбираясь, он неловко сдвинул стол, так что бокалы едва не упали. Опасаясь, что он направляется за добавкой, я решил было придержать его, но нет, он двинулся к выходу – той неестественно ровной походкой, с какой подвыпивший человек пытается продемонстрировать свою стойкость. У самой двери его повело, и он едва не врезался в камин. Он опьянел враз, как герой анекдота, утверждавший, что всему виной – двенадцатая рюмка. Этого я не ожидал.
Зато, похоже, «гонорар с радио» прошел на ура. Коготок завяз, скоро и птичка станет нашей.
Касаев отсутствовал долго, минут двадцать. Я даже начал прикидывать, не отправиться ли на поиски. Когда он вернулся, волосы у него были влажными, а глаза – все еще оловянными. Но язык повиновался ему вполне.
– Все в порядке, Димка. Едем ко мне домой.
Я принялся энергично отнекиваться:
– Неловко, Гарик. Да и время позднее… Как-нибудь в другой раз.
– Никаких! Не суетись, Димка, вопрос решен. Ларочка дала добро.
(Видимо, он выходил не только освежиться, но и позвонить.)
– Разве что на полчасика…
– Там видно будет!
Заманчивая перспектива – уже сегодня оказаться у него дома. Но его состояние… Нельзя наживать себе врагов в лице его домашних. Однако же мой долг – доставить его до родного порога в целости и сохранности. А там, и вправду, «будет видно».
– Кофе на дорожку?
– Давай!
Я принес две дымящиеся чашки.
– Ты произнес одно имя…
– Ларочка?
– Да. Это, видимо, супруга? В твоем голосе было столько нежности…
Его глаза подернулись сентиментальным туманом:
– Эх, Димка, знал бы ты, как она мне дорога! Мы вместе двадцать восемь лет, и, поверь, я ни разу не изменил ей даже в помыслах. Второго ноября ей стукнет пятьдесят, а она у меня все такая же красавица, какой была в двадцать. Ее бы приодеть чуть-чуть, она бы выглядела настоящей леди. Но-как быть, если все уходит на жрачку, квартиру, транспорт? – На его глаза навернулись слезы, и он с яростным стыдом смахнул их. – Да еще я, как последний подонок, пропиваю весь приработок! А ведь она могла бы что-нибудь купить для себя на эти деньги. Вот и сегодняшний гонорар хотел заныкать… – Он с силой вцепился в мою руку. – Димка, тебя не шокирует моя откровенность? Поверь, я никогда и ни с кем об этом не говорю, просто сейчас что-то накатило… А эту деньгу с радио… Даю твердое слово, будь свидетелем, что отдам Ларочке все до рубля! Ну, оставлю себе тысяч двадцать, а остальное отдам, ей-Богу! Одобряешь? – Его взгляд и молил, и требовал.
– Это по-мужски, Гарик…
– Через полтора месяца, даже меньше, у нее юбилей, а что я ей подарю? Букет гвоздик? Духи? Колготки? Это же пятьдесят, Димка! Рубеж! На своей шкуре прочувствовал.
– Твоя жена не должна остаться без достойного подарка, – отчеканил я.
– А что делать?! – Он буквально выворачивал мою кисть. – Я совестью не торгую, взяток не беру, склонности к бизнесу не имею… Я не ангел, но у меня, Димка, есть принципы, которым я не изменю даже ради Ларочки. И она это знает. И может, только поэтому до сих пор любит меня. Я не собираюсь себя ломать. С какой стати? Я такой, какой есть. Я классный журналист, репортер – профи, и горжусь этим.
Я освободил-таки свою руку из его тисков.
– Гарик, помоги мне оперативно разместить рекламу и увидишь, юбилей твоей супруги пройдет на высшем уровне.
Он вдруг вспомнил.
– Димка, хочешь – откровенно, как на духу, – сказал с блуждающей улыбкой. – Я ненавижу рекламу. Не-на-ви-жу! Я презираю ее всем своим существом. Всеми фибрами души! Ты уж не обижайся. Будь моя воля… Но ради Ларочки я возьмусь за твое дело. Быть может, сам Бог послал мне тебя… Ну, айда!
Я не стал пускаться с ним в спор.
Когда мы вышли на запруженный народом Невский, было всего полвосьмого. Вдоль проспекта носился теплый напористый ветерок. Касаев с удовольствием подставил его порывам разгоряченное лицо. Я вдруг понял, что мой спутник трезвеет так же стремительно, как перед этим опьянел. Вот и прекрасно!
– Куда ехать?
– Сосновая Поляна.
– Никогда не слышал о такой улице.
– Это не улица. Жилой массив.
– Далеко?
– М-м-м… Не центр, конечно, но место приятное.
В этот момент мимо нас прошла потрясающей красоты женщина – стройная, синеглазая, с золотыми волосами.
– Пригожа, как рожа, – вырвалось у меня.
Касаев зыркнул на меня строго, даже сердито:
– Неуместная насмешка, Дима.
– О чем ты, Гарик? Какая насмешка?!
– Ну, это твое словечко… рожа… – Он поморщился. – По отношению к хорошенькой женщине…
– Гарик, от тебя, знатока фольклора, я меньше всего ожидал такого выпада! – парировал я. – Неужели тебе неизвестно, что в южных областях России розу называют рожей? – (Эти сведения я почерпнул сегодня утром в одном из сборников.) – Следовательно, я сравнил прекрасную незнакомку с не менее прекрасным цветком.