Силой и властью

Когда-то, лет в шестнадцать, он готов был не спать целый год, лишь бы вот так любоваться ее профилем в стрельчатой раме окна, потому что ничего прекраснее на свете не было! Только вот она-то рано ложилась, а он все сидел на подоконнике напротив и ждал, сам не зная чего. Хорошо, что ветви тут не стригут — она так и не узнала о его ночных бдениях. Зато он полюбил библиотеку, запах горячего воска и долгие часы за книгами.

Потом это стало казаться смешным, таким же смешным и глупым, как детская мечта о драконах. Жадиталь — девушка, бесспорно, симпатичная, но всего лишь берготка, а потому… в общем, тратить время на то, чтобы ждать возможности поглазеть на нее, явно не стоило. А потом все забылось.

И вот она сама вспомнила про Армина. Мало того: в присутствии чуть ли не всего крылатого гарнизона позвала разделить а-хааэ! По законам даахи вознесла до небес: не только ночь страсти пообещала, но и статус достойного любви.

И еще ребенка. Ведь не забыл же он, зачем на самом деле варят и пьют а-хааэ.

— Почему ты ушла? — спросил он тихо. — Ведь еще не утро.

Таль мягко соскользнула с подоконника, села рядом и, улыбаясь, заглянула в глаза.

— Думала, ты устал и хочешь спать.

Он тоже хотел улыбнуться, но побоялся, что выйдет напряженно и фальшиво. Спать? Армин был убежден, что если когда-нибудь ему удастся заполучить эту женщину, то не за тем, чтобы спать в ее кровати! И уж точно не стоило ради этого принимать подарок Младшей.

Надо было бы сгрести ее в охапку, притиснуть, и уже никогда больше не отпускать. Но, наткнувшись на ее взгляд, он не посмел: Таль смотрела не так, как он ждал, неправильно! Он хотел восторженной радости, благоговения, восхищения во взгляде… и робости. Да! Робости, быть может, даже страха. Самую малую каплю, просто чтобы чувствовать себя сильным. А она смотрела иначе… нет, и радость, и восхищение, и нежность — все это было. Только вот походило больше не на восторги влюбленной девочки, а на глубокую, выстраданную гордость женщины. Так мать могла смотреть на выросшего сына или наставница на достигшего мастерства ученика. И Армин тонул в этой ее гордой нежности, терял уверенность и сам себе начинал казаться мальчиком, слишком глупым и слишком влюбленным, чтобы поступать правильно.

— Знаешь, Таль, наверное, я не лучший любовник, в библиотеке этому искусству сложно научиться. Простишь?

Он все же усмехнулся, пытаясь спрятать робость за иронией, хотя и знал, что не силен в этом, и она обязательно обо всем догадается. Но она, кажется, ничего не поняла, удивилась: пушистые ресницы порхнули вверх, мазнув по вискам тенями, и в глубине расширенных глаз замерцали лунные отсветы.

— Смеешься надо мной, златокудрый? Ты лучший.

И тут же отвела взгляд, кокетливо и чуть застенчиво — дыхание сразу сбилось, в паху заныло сладко и мучительно.

— Чтобы заполучить тебя, — продолжала Таль, — понадобилась нечеловеческая магия…

Армин не дослушал — притянул к себе и закрыл рот поцелуем. Целовал долго, слизывая ее свежий вкус, с тенью табачного дыма и цветов ночной невесты, зарывался пальцами в плотные скользящие пряди на затылке. Так и не выпустив губ, перехватил под спину, опрокинул поперек кровати, бедрами раздвигая ее колени. Она радостно раскрылась навстречу: руки захлестнули его шею, тоже запутались пальцами во влажных волосах, ноги обняли крестец и плотно прижались к ягодицам. Армин лишь на миг разорвал поцелуй, чтобы отстраниться, заглянуть ей в глаза и увидеть в них отражение собственного жгучего желания. А потом вновь завладеть и ее ртом, и ею самой, запечатлеть свою власть, свою силу и победу.

Страсть нарастала как волна, переполняла, выплескивалась с поцелуем, чтобы подхватить его и ее и вынести обоих в мир, где нет ни комнаты, ни сада, ни летней ночи — и есть все. Все сразу — от начала и до конца. В мир, еще не сотворенный, но творимый ими, сейчас, в этот самый миг, каждым движением, каждым вздохом и ударом, током единой крови, единой мысли. Единой жаждой творения!..

И уже после, сжимая друг друга в объятиях, словно боясь потеряться, они плавно парили в окружении тихой покойной неги. «Моя. Не отдам. Моя до скончания времен» — шептал он хриплым сорванным голосом, вдыхая тепло ее тела. «Твоя, родной. Вечно…» — тихо отвечала она и невесомо прикасалась губами к его скуле, уху или щеке. И оба свято верили своим клятвам, нерушимым до конца этой колдовской ночи.

— Люблю тебя…

Рука Таль, нежно перебирающая его кудри, дрогнула и замерла.

Зачем он сказал такое?.. Армин и сам не понял, как, почему вдруг вырвалось это признание. Но подумав, через миг уже понял, что это правда. Именно так он и должен был сказать, и сейчас готов сделать все, что она попросит, лишь бы поверила. Он приподнялся, опершись на локоть, заглянул ей в глаза и повторил:

— Я тебя люблю, Жадиталь, ты слышишь?

Она смешалась, отвела взгляд и потом долго молчала. Так долго, что он уже успел раскаяться в своем признании. Наконец ответила:

— Армин… я совру, если скажу, что мне неприятно твое признание. И эта ночь — я ее никогда не забуду. Ты, правда, лучший из всех, кто у меня был… лучший из всех, кого вообще можно желать, но… это а-хааэ, Армин! Просто зелье, магия Любви Творящей. С восходом хмель пройдет, и все кончится.

Она казалась растерянной, даже испуганной. И слабой. Как раз такой, какой он и хотел ее видеть. Вот только пугать ее, портить волшебную ночь неловкостью и сомнениями он не хотел точно. И Армин придвинулся плотнее, прижал ее к себе, пряча в объятиях.

— Зелье хранителей возбуждает, дарит страсть и силу, но любовь — нет. Ты знаешь это не хуже меня, если не лучше.