Страница 3 из 26
— …Он юн, капризен и, по донесениям, не слишком разумен. Но ситы — народ скрытный… кто знает, что мальчишка в самом деле затевает? Не приведи Боже тебе, Хейли, поддаться на его штучки и начать играть в его игры! Ты вполне способен на такие глупости, уж я-то знаю.
Много лет назад я несколько раз видел ордынских воинов, убитых в бою или тяжело раненых. Отцовы рыцари их ненавидели, опасались даже мертвых, не то, что живых и никогда не держали пленными. Ситов ловили прочной сетью, и, протащив по дороге к воротам замка напогляд крестьянам и слугам, сразу добивали, а тела сжигали. Нам, мальчишкам, поверженные враги казались грязными отвратительными животными. Мы смеялись над ними: я выдумывал издевательские стишки, мои приятели радостно их распевали, стараясь попасть в нечистых камнем или плевком, а они, издыхающие, нас просто не замечали. Потому, не разделяя суеверного ужаса старших, мы считали их скорее жалкими, чем страшными.
Только ситы, явившиеся в тот день в наш родовой замок, ничем не напоминали тварей из моего детства.
Послов было четверо. Все в шелке, зеленом или буром, все вооружены мечами и луками — остаться безоружным для знатного мужчины, представляющего своего короля, было бы позором. Однако доспехов гости не надели, а стрелы и тетивы оставили вместе с прочей поклажей во дворе на попечение прислуги. Я рассудил, что так они выражают доверие хозяевам, и не слишком удивился.
Трое выглядели ровесниками моего отца и казались похожими как братья: высокие, изящные, надменные. Усов и бород они не носили, зато волосы у всех были необычно длинными и густыми — медово-золотистыми у двоих и серебряно-серыми у третьего. Яркие глаза зеленых оттенков смотрели холодно и безразлично. Красота ситов завораживала: лица их словно светились мягким перламутром, каждая линия фигуры ли, одежды, была простой, легкой и совершенной. Даже по-звериному выступающие клыки и заостренные, покрытые шерстью уши, казались странными, но не портили впечатления. Однако при виде столь великолепных гостей хотелось сбежать… а если не сбежать, то держаться как можно дальше — я невольно пожалел, что никого особо не представляю, и мой меч остался в оружейной — такими бездушными, жестокими и чуждыми они казались.
Четвертый же с первого взгляда разительно отличался от спутников. Совсем мальчишка — лет шестнадцать, не больше — он казался особенно помятым и пропыленным. Дорожный плащ пятнали брызги грязи, а иссиня-черные волосы, кое-как сплетенные в косу, так и просились под хороший гребень. Лицо юноши, живое и подвижное, не пугало, а глаза, большие, темно-зеленые, таили в себе столько чувств и порывов, сколько найдешь далеко не у всякой девушки в пору первой влюбленности.
«Готов спорить, что это и есть наша беда — принц Ай-лор-как-там-его… несносный юнец, которого мне приказано сторониться. Молоко на губах не обсохло, а, глядите-ка — посол!.. Да… как видно, правитель Пущи куда более высокого мнения о способностях племянника, чем родной батюшка о моих. — Подумал я и усмехнулся неожиданному уколу ревности. — А ведь он-то к великим-то подвигам тоже не поспел…» Такое положение странным образом роднило нас и освобождало от показной вежливости.
Отец и «сероволосый» — сит не казался старым, и то, что его коса попросту седая, я догадался далеко не сразу — обменялись приветствиями, представлениями и заверениями в доброй воле, после чего все приступили к трапезе. Я, хоть и был голоден с вечера, никак не мог сосредоточиться на еде: ягненок казался сухим, хлеб безвкусным, а вино слишком разбавленным. Я лишь делал вид что ем, нарочито уперев взгляд в стол. Не хватало только весь обед, как завороженному, таращиться на мальчишку из Пущи. Когда же, устав сопротивляться, я поднял голову, то увидел, что он тоже без аппетита грызет горбушку и совершенно бесцеремонно разглядывает меня. Что это было? Открытый вызов соперника? Неловкая симпатия чужака? Я не знал, и спросить было не у кого, оставалось только не замечать.
Я уж было думал, что не выдержу, когда седовласый сит, наконец, поднялся, горделиво склонил голову перед отцом и чисто, но несколько странно, нараспев, произнес:
— Сыновья Старой Пущи благодарят хозяина за щедрость. Хлеб и вино этого дома выше всяких похвал, однако мы утомлены дорогой и просим разрешения удалиться.
— Конечно, уважаемый, — отец тоже церемонно раскланялся. — Лучшие покои замка в вашем распоряжении, и если гости больше ничего не желают…
— Отчего же не желают? — вдруг подал голос юный принц.
Отец так и замер с открытым ртом, оба безучастных до этого посла переглянулись и нахмурились, а седой глава миссии посмотрел на подопечного так, словно хотел приморозить взглядом.
Юноша немного помолчал, наслаждаясь всеобщей неловкостью, и с невинной улыбкой продолжил:
— Лорд Кейн Мейз, молва о поэтическом даре твоего сына достигла наших ушей еще в столице, и вот уже который день не дает мне покоя. Гостить в замке Мейз и не услышать золотой голос Синедола — что может быть более несправедливым? — Он поглядел мне в глаза, словно между нами тайный сговор, и поклонился. — Хейли Мейз, могу ли я просить о песне?
Надо было видеть лицо отца! Обращаться с его единственным сыном и наследником Синедола как с бродячим комедиантом! Да как только щенок посмел!.. Лорд Кейн охотно бы придушил мальчишку. Однако мальчишка был послом, да к тому же племянником короля и сыном Ареийи-Оборотня, разорителя его земли, с которым у отца давние счеты. Я вдруг почувствовал, что просто обязан поддержать игру — и будь что будет.
— Благородный лорд Кейн, — опомнился, наконец, глава миссии. — Сыновья Старой Пущи нижайше просят Вас простить эту дерзость. Принцу Айлоримиеллу, видимо, нездоровится… он, как всякое дитя королевской крови, хрупок: лишения долгого путешествия тяжелы для него.