Страница 4 из 93
-Более чем, Ваша Светлость. Теперь милорд может поспать немного подольше, не боясь пропустить первую лекцию. Прошлые покои находились слишком далеко от корпуса, в котором расположен факультет следователей. К тому же я уже загладил свою вину перед мистером Дюрером за доставленные неудобства.
Герцог тяжело вздохнул.
-Как всегда внимателен к другим людям, но не к себе, да? Конечно, Анатоль Севолла сам виноват в том, что его выселили из общежития, однако ты не думал, что он мог затаить на тебя злобу? Ведь когда ты устроил свой демарш, он еще не успел выехать из комнаты.
-Если у меня возникнут подобного рода проблемы, то они будут принадлежать только мне. И не сомневайтесь, я справлюсь с ними, не втягивая вас или молодого господина в этот конфликт, Ваша Светлость.
Северин кинул на камердинера недовольный взгляд.
-Подойди, - приказал внезапно он. – Наклонись.
Стоило Адальберту склониться в поклоне, как теплая мужская ладонь в тонкой шелковой перчатке разворошила его короткие светлые волосы. Это не смутило слугу. Трепать шевелюру Ольфсгайнера, когда он был им недоволен, давно вошло у герцога в привычку. Сие священное действо успокаивало и помогало сосредоточиться. Вторым шагом к конструктивному диалогу являлся переход на нейтральные темы.
-Ты не хотел бы увеличить длину волос? – спросил Северин в тысячный раз.
-Я не обладаю столь высоким статусом, чтобы носить длинные волосы без последствий.
Здесь камердинер немного лукавил. Никаких определенных запретов, правительственных или традиционных, на этот счет не существовало. Носить длинные волосы в Империи Запада не считалось зазорным для представителя любого сословия. Другое дело, что не каждый мог себе это позволить. Крестьянам и ремесленникам длинные волосы мешали работе. Купцы, даже богатые, проводя всю жизнь в разъездах, не имели возможности заботиться о такой шевелюре должным образом. Священникам (больше половины жителей Империи Запада верили в Единого) по статусу было положено носить бороду и выглядеть опрятно. Большая часть аристократов, особенно те, кто имел какое-либо отношение к воинской службе, предпочитала короткие стрижки. Одно время, благодаря знаменитому кавалеристу, маршалу Либрехту МакАртуру, сумевшему отвоевать от Империи Востока целую провинцию, в Истангии было модно бриться наголо. Мода прошла, но удобство коротких волос успели оценить многие. Длинная же шевелюра стала считаться роскошью, присущей столичным франтам и магам. К обеим категориям сразу можно было отнести Северина Вельфа, чьи прямые каштановые волосы в расплетенном состоянии достигали поясницы. Обычно камердинер герцога заплетал их в тяжелую четырехрядную косу, которая на фоне широкой спины своего владельца смотрелась особенно массивно. Сей парикмахерской премудрости был обучен и Адальберт, однако молодой господин, которому он служил сейчас, предпочитал традиционную короткую стрижку, какую носили еще во времена Завоевателей. И если бы сам Ольфсгайнер вдруг отрастил себе волосы, то окружающие могли воспринять этот жест лишь в одном ключе: как насмешку над собственным господином.
Из-за особого расположения обоих Вельфов камердинер учился в одной группе с Вестэлем, и потому однокурсники его не любили, а из-за уравновешенного характера еще и считали чересчур надменным и заносчивым. И он не хотел давать остальным студентам больше поводов для ссор. К тому же длинные волосы предадут Адальберту женственный вид, что в его положении было крайне нежелательно. Однако Ольфсгайнер не был бы самим собой, если бы стал объяснять (или, того хуже, жаловаться) все это герцогу. Камердинер считал все свои проблемы личного характера несущественной ерундой, которой не стоит засорять окружающим головы. Поэтому он поторопился сменить тему.
-Вы привезли то, что я просил? – идеально контролируя тон своего голоса, спросил он.
-Понятия не имею, зачем вам двоим это могло понадобиться, но да, привез, - ответил Северин, мгновенно убрав руку с головы слуги и расслабившись в своем кресле. - И все же… Тебе не кажется, что ты слишком потакаешь Вестэлю? За прошедшие три с половиной месяца мне прислали целых пять уведомлений о его проказах, хотя администрация обычно долго затягивает с подобными посланиями, пытаясь прикрыть студентов от гнева родителей. Если ребенка слишком разбаловать, то он становится неуправляемым.
-Вы сами потакаете ему не меньше, Ваше Сиятельство, - не растерялся камердинер. – Ведь вы прекрасно знали, что все вещи, которые я прошу, предназначены для шалостей, однако каждый раз совершенно бескорыстно их поставляете.
Герцог несколько минут задумчиво смотрел в глубокие синие глаза Ольфсгайнера, а после выдал:
-Я передумал. Возвращай это обратно.
-Ваша Светлость! – тут же возмутился Адальберт, крепче прижимая к себе коробку, обтянутую черной тканью.
-Да-да, я тиран, самодур и деспот, - знающим тоном подтвердил Северин. – Однако если ты согласишься называть меня по имени, когда мы наедине, то я, так и быть, закрою глаза и на дальнейшие ваши проказы. Даже идеи подкину. Наверное.
Камердинер задумчиво в руках коробку, а потом посмотрел щенячьим взглядом на герцога. Отдать этот предмет, означало предать молодого господина, называть Его Светлость по имени – строгое нарушение субординации, которое, как лучший выпускник отделения слуг Государственного Лицея Геральдхофа, он себе позволить не мог. Однако у него были свои методы давления на распоясавшегося хозяина. И абсолютно не имело значения, что кто-то мог посчитать их женскими. Посторонних в комнате не было, а если бы кто зашел, то Адальберт в считанные миллисекунды умел принимать благопристойный вид.