Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 7 из 42

ГЛАВА 3.  СИБИРЬ

================= Огненная ночь

Отработав в Новочеркасске положенный срок, Степан вернулся  в Москву, к Полине. Но радовалась она недолго: через два месяца муж заключил новый контракт и увёз их с Лидочкой в Астрахань. Потом жили в Молдавии. Потом в Гурьеве. Каждый раз, когда кончался контракт, Степан с семьёй возвращался в Москву, чтобы заключить новый. Для Полины не было дней счастливее – ведь она могла обнять тётку Александру, единственную из всей родни, кому она была нужна.

Александра, не скупясь на письма, цветисто расписывала старшим племянницам жизнь младшей: «Вот же счастье привалило, дочка родилась – красавица, глазищи синие, волосы волнистые, а улыбнётся - как есть ангел, красоты небесной! Муж любит без памяти, ни в чём отказа нет. Да ревнивый – хуже чёрта, а Полька только смеётся, вертит им как хочет, а он как телок на верёвочке… Польку-то одевает-обувает, сам ей всё покупает, модное да красивое! Поит-кормит, ни в чём не отказывает и работать не позволяет.»

 Этим она сослужила Полине плохую службу: Марьяна с Христиной люто завидовали младшей сестре и злились – им работать приходится, а она как барыня живёт. Им рубашку лишнюю купить не на что, каждый грош берегут, а она в шелковых платьях ходит,   бельё у неё кружевное, туфельки лаковые… За что ж ей счастье такое бог послал, чем заслужила?

Красивая она, Полька-то, так ведь и Тина с Марьяной из себя видные, так почему же ей всё, а им ничего? – возмущались сёстры, забыв, как трудно жила Полина – с пятнадцати лет на своих хлебах, как терпела попрёки и обиды от «хозяв», как ходила зимой в истёртых до дыр валенках и старенькой ватной телогрейке, зимой и летом - в единственном сарафане, и никому не было до неё дела.

Лидочка была слишком мала, и своих воспоминаний о тех временах у неё не осталось, помнила только то, о чем ей рассказывала мать. Например, о том, как они плыли ночью на пароходе по Каспийскому морю – в Гурьев, где их ждал Степан. До Астрахани Полина с дочкой доехали на поезде, до Гурьева поезда не ходили, ходили пароходы.

Весь день маленькая Лидочка бегала по пароходу – она впервые в жизни видела море и шумно радовалась – какое оно красивое и большое, и какой большой пароход, а у них с мамой своя каюта! Вечером Полина еле загнала расшалившуюся девочку в каюту и, накормив, уложила спать. Лидочка так устала от беготни, что уснула мгновенно.

А ночью неожиданно проснулась – от громкого стука в дверь. Из коридора раздавался топот ног и взволнованные голоса. Полина о чем-то поговорила с матросом, закрыла дверь и щелкнула замком. Девочка вскочила с постели и уставилась в иллюминатор – ночь была странно светлой, на воде распустились диковинные цветы с живыми шевелящимися лепестками, и Лидочка подумала, что они ей снятся…

- Мама, а почему так светло? Уже утро? Уже надо вставать? – приставала Лидочка с расспросами, но Полина хмуро отнекивалась:

- Какой тебе утро? Какой – вставать, токо легла, ей вставать втемяшилось! Светло ей, вишь… Занавески задёрнуть, так и тёмно будет. – Полина дрожащей рукой тщательно задёрнула шторки на иллюминаторе. Отвернулась, чтобы дочка не видела её слёз, добавила сурово:

- Спи, сказала. Ты у меня дождёшься... - пригрозила дочери Полина. – Будешь капризничать, всыплю так, что сразу спать захочется. Али сама уснёшь, без ремня?

- Не надо, я сама, я спать буду! У меня одеяло сползло… Ты мне  конвертик сделай, я больше не буду! – жалобно попросила Лидочка.

- Чего не будешь-то, говори толком.

- Капризничать не буду, буду спать.

- Ну, тады спи, и чтоб я тебя больше не слышала. – Полина взбила сильными руками дочкину подушку, укрыла девочку одеялом, заботливо подоткнув его с боков. – Так ладно-ли будет?

- Ладно. Ты только не уходи, я одна боюсь.

- Что ещё за новости, боится она… Я с тобой сидеть не буду, не маленькая, чай... Ладно, ладно, посижу, не плачь только. Спи, не бойся, я никуда не уйду, с тобой посижу.

Лидочка тревожилась не зря: на одной из барж разлилась нефть, Каспий пылал, пассажирам приказано было надеть спасательные жилеты и выйти на палубу. Но деваться им было некуда – кругом горела разлившаяся по воде нефть.

Это была страшная ночь. Матросы  колотили в двери кают, будили крепко спавших пассажиров. Пароход непрерывно гудел. Люди похватали пожитки, подняли с постели детей и толпились на палубе, плача и моля бога о спасении.

Ночью, в пылающем огнём море, капитан вёл корабль, отчаянно ища выхода из огненного плена. Полина вместе со всеми стояла на палубе в спасательном жилете. А Лидочка сладко спала в каюте.

…Рита слушала и ужасалась: как могла она оставить ребёнка на верную смерть, а сама выйти на палубу и ждать спасения? Как могла рассказать дочери о своём поступке? Но Полина считала, что поступила правильно: не надеясь на спасение, она не желала дочери мученической смерти в огне. Пусть лучше умрёт во сне, когда пароход потонет,  - решила Полина. Посмотрела в последний раз на сладко посапывающую во сне Лидочку, заперла каюту и поднялась наверх. Сердце рвалось от желания схватить дочку в охапку и вынести на палубу, как поступили все пассажиры. Но Полина не сделала этого.

- Нет, ты только представь, сама спасжилет надела и на палубу вышла, а меня в каюте умирать оставила! –  с гневом в голосе рассказывала мама, которая до сих пор не могла понять поступка своей матери, и простить не могла до сих пор. Рита представила – и содрогнулась…  

Пароход непрерывно гудел, медленно продвигаясь среди огня и не находя выхода из страшного огненного лабиринта. Дети боялись и плакали, взрослые не могли их утешить, на палубе стоял крик и вой, и не было зрелища страшнее, чем это беспредельное людское отчаяние, перекошенные от страха лица, заходящиеся криком дети...