Страница 18 из 42
ГЛАВА 6. ВЫКОПАНЬ
Эта короткая глава - ещё одном Лидочкино воспоминание - о том, как они жили у Христины, Полиной сестры, в деревне Выкопани Рязанской области. Не знаю, есть ли она теперь на свете, эта покинутая богом деревня, в которой даже в 1980 году не было магазина, и за хлебом приходилось ходить за три километра, в Шарыпинское сельпо, и три километра перекладывать из одной руки в другую авоську с ржаными вкусно пахнущими «кирпичами», которая с каждым шагом становилась тяжелей.
Но забыть Выкопань не могу до сих пор, как не могу забыть вкус хлеба, который даже чёрствый казался мне вкуснее пирожных.
================== Выкопань
Савелий, Полинин отец, жил по-прежнему в Рождестве, за 10 км от Выкопани. Дочерей к себе никогда не приглашал. Старшая, Марьяна, жила в Рязани, а средняя, Христина, с мужем и двумя детьми – десятилетним Николаем и шестилетней Томкой – жила по прежнему в Выкопани, только на другом конце деревни. Их с Тимофеем дом сгорел ещё до войны. Тина была уверена, что дом спалили свои же, деревенские – Тимофей многим из сельчан «перешёл дорогу». В деревне он передрался со всеми, с кем мог, с остальными переругался (здесь говорили, рассобачился).
«Трогать» Тимофея боялись – нрав у него бешеный, характер не дай господи, здоровенный как бык, и сила в нём бычья. Вот и отомстили «по тихому». Мстили-то Тимофею, а пострадала Тина. В тот день они с мужем с утра уехали на дальний покос, а когда вернулись, дом уже догорал. В огне погибло всё – утварь, носильные вещи, посуда, мебель, какая была. Тину соседки отпаивали водой…
Савелий, скрепя сердце, «отстегнул» дочке денег, но на дом этого не хватало. Пятнадцатилетняя Полина жила тогда в отцовском доме и работала в совхозе наравне со взрослыми. Мачеха хитростью выманила у неё деньги, которые девочка собирала по копейкам, откладывая на покупку зимнего пальто.
- Ты в новом пальто ходить будешь, как барыня, а сестре твоей жить негде, хоть в петлю лезь! Мы с отцом сколько могли отдали, а ты, значит, не хочешь сестре помочь? Побойся бога, Полька! На пальто накопишь ещё, ты молодая, сильная, заработаешь. У тебя хоть телогрейка есть, а у Христи и того нет! Вот и подумай…
Полина не боялась бога – по той простой причине, что в него не верила. Она подумала о том, что отец мог бы предложить Христине с Тимофеем жить у него - дом большой, просторный, места хватило бы. Подумала и о том, что отец никогда этого не сделает, и что денег, которыми он «помог» дочери, хватит разве что на сарай. А где им с Тимофеем взять? Полина подумала – и отдала мачехе всё, что накопила: сестре нужнее, у неё ничего теперь нет, без крыши над головой осталась.
Всю зиму Полина ходила в старой выношенной телогрейке, которая почти не грела, и в Москву уехала в ней, когда жить в отцовском доме стало невмочь. А ведь почти накопила, почти собрала на пальто, купить только не успела!
Тимофей после пожара попритих, ни с кем не связывался и ни задирался, только смотрел – с ненавистью и злобой. С Христиной они с трудом наскребли денег на избушку-развалюшку на другом конце деревни (здесь говорили, на другом порядке). Деревенские, пряча улыбки, принесли погорельцам кто что мог – кто табуретку, кто чугунок с ухватом да мисок пару, кто занавески старые, а кто и сундук отдал, не пожалел. Мол, мы к вам с добром, так уж и вы к нам уважение имейте. Хулиганить да гулеванить, чай, некогда будет Тимошке! – шептались деревенские. – Пущай таперя в развалюхе живёт, да помнит, что сам виноват. Авось и пропадёт охота мужиков наших калечить.
Вышло так, да не совсем… Совхоз выделил погорельцам лесу, строить новый дом помогла Тимофеева родня. Избёнку-развалюшку снесли и отстроились заново, да как! Отгрохали дом-пятистенку! Тимофей самолично покрыл железом крышу, построил сарайчик из тёса, подновил забор. Бабы принесли в новую избу горшки с геранями, и Христина с Тимофеем зажили лучше прежнего…
В 1946 году от Христины на адрес тётки Александры пришло письмо. Тина звала Полину к себе: здоровье маленькой Лидочки после голодных военных лет оставляло желать лучшего, она была слабенькая и часто болела, а у Тины коза, да у отца корова, даст когда-никогда молочка внукам. Картоха уродилась о прошлый год, не съели ишшо всю-то, яйца свои да огород… Приезжай, Поля! - звала Тина.
И Полина с двенадцатилетней Лидочкой отправились к сестре. И прожили в Выкопани всё лето, до осени. Лида познакомилась со своей двоюродной сестрой и братом. Самое яркое воспоминание о той поре, о том как их, детей – двенадцатилетнюю Лиду, десятилетнего Колюшку и шестилетнюю Томку – отправили в Рождество к деду Савелию, за десять километров от Выкопани.
Лидочка, как старшая, несла маленький – литра на полтора-два – жестяной бидончик. «У дедушки корова-ведёрница, молоко у ей жирное да сладкое, молоком-то торгуют оне! И внучатам нальют, а можа и сливочек, можа и творожку дадут да сметанки", - напутствовала детей Тина. Но Лидочка всё равно не понимала: если у дедушки так много молока, почему им дали один маленький бидончик? Они и больше принесут – Лида с Колюшкой по бидону, а творог Томка понесёт, не маленькая уже, справится.
Тина ответила непонятно: «Вы уж так, с одним идите. Не дадут оне два-то. Не дадут». Лидочка ей не поверила: Савелий им родным дедушкой приходится, как же он не даст? Но делать нечего – в гости они отправились с одним бидончиком на троих…
От Выкопани до Рождества десять километров, да обратно десять. Далеко. Одна бы Лидочка ни за что не прошла, а втроём идти было весело, они несколько раз садились отдыхать, съели весь хлеб, что дала им Тина, и воду из бидончика выпили почти всю, на донышке только оставили – для Томки. Но им всё равно хотелось есть, и пить хотелось, а идти ещё – ой, сколько… И они решили больше не отдыхать – так скорее дойдут.