Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 7 из 65

Теперь Ханна знала, что причина не в ней и не в плохо выполненной работе. Причина крылась в дурном характере миссис Марвел, но Ханна слишком нуждалась в работе и не привыкла отступать.

«Боже,  хорошо, что не приходится стирать!» – грустно радовалась она после долгого рабочего дня, когда глубокой ночью оставались силы лишь дойти до кровати. Растирая ноющую поясницу и уставшие ноги, ее охватывали тоска и отчаяние.

 В минуты страшной усталости, достаточно было вспомнить красные, в ссадинах, морщинистые руки прачки, и Ханна начинала радоваться, что ей так повезло с рабочим местом. Смех сквозь слезы, но что поделаешь: для сироты из приюта стать горничной в хорошем доме – большая удача. Работа в доме Марвелов давала надежду, что в следующий раз, с хорошим рекомендательным письмом, она сможет подыскать более спокойное место.

***

Отработав почти полтора года, Ханна достигла значительных успехов.

Как-то в порыве раздражения, Маргарет достала чудесную кулинарную книгу с яркими, вручную раскрашенными картинками и, раскрыв, потрясла ею перед носом служанки, чтобы та, наконец-то, уяснила, как нужно украшать сладкий пирог. Потом громко захлопнула и унесла.

Эта книга, подаренная миссис Марвел матерью, считалась ценностью и хранилась под замком в книжном шкафу. Чтобы подержать ее в руках и узнать редкие рецепты, Ханна решилась на хитрость. Испекла замечательный пирог с кленовым сиропом и абрикосами, а когда Джонатан – младший сын Маргарет, похвалил его, смутилась и скромно заметила:

– Спасибо, мистер Джонатан. Мне этот рецепт подсказала ваша матушка. Она нашла его в красивой красной книге с яркими картинками.

– Правда?! Ханна, а ты не могла бы чаще готовить что-нибудь такое же вкусное и сладкое? – попросил юноша, краснея. – Нас в пансионе не балуют сладким, а я… – хотел сказать, как сильно любит сладости, но Ханна не стала дожидаться его признания.

– О, мистер Джонатан, я тоже обожаю сладкое, особенно с медом и джемом! – и опустила ресницы. – Я бы с радостью готовила пироги и пирожные, только… – она остановилась и многозначительно замолчала.

 – Все дело в той книге, да? –  догадался он. – Мама ее ни за что не даст?

 – Да, мистер Джонатан, – Ханна опустила глаза. Казалось, что более бескорыстной сладкоежки мир еще не видывал. Однако, другой, такой же любитель сладкого, быстро понял, о чем идет речь.

– Ханна, а ты умеешь читать?

– Да, мистер Джонатан.

– А что, если я… – юноша замялся, – если я достану эту книгу, сможешь еще что-нибудь приготовить?





– Да! – воскликнула обрадованная Ханна, прижав ладони к груди. В этот момент, видя ее радость и счастливую улыбку, Джонатан готов был тотчас же броситься за книгой.

– Я смогу достать ее на некоторое время незаметно. Только, Ханна, будь осторожна и очень аккуратна с книгой, а то нам с тобой  достанется!

– Обещаю, мистер Джонатан! – глядя юноше в глаза, очаровательно улыбалась служанка, и на ее щечках появились милые ямочки.

«В другом месте эти рецепты обязательно пригодятся!» – думала Ханна, выписывая их в книжечку.

***

Поздним майским вечером, когда сгустились сумерки, и лишь край заходящего солнца виднелся за зеленой листвой садовых деревьев, Ханна завершила штопку белья и поднялась в свою комнату, расположенную под самой крышей.

Чтобы избавиться от затхлого запаха, исходящего от старого матраса, встала на стул и открыла небольшое окошко, располагавшееся почти под потолком.

Порыв теплого весеннего ветра обдувал руки и доносил из сада аромат цветущих фруктовых деревьев. Тишина ночного дома, резко сменилась неожиданно громкой трещоткой цикад и сверчков, певших только им ведомую колыбельную. От усталости кружилась голова, и Ханна почувствовала, что еще немного, и упадет в обморок.

«Как белая рабыня…» – горько вздохнула.

Сняв платье и вынув шпильки из волос, села на продавленную кровать. Сил разуться не было, поэтому она решила полежать, а потом скинуть обувь.

Всю вторую половину дня Ханна только и думала, как доберется до своей коморки, положит голову на тощую подушку и забудется крепким сном. Когда же желание исполнилось, сон не шел, зато в голову лезли воспоминания, от которых на душе становилось тошно, и наворачивались слезы.

 «Могла ли мамочка подумать, когда наряжала меня в красивые платья, что пределом мечтаний ее дочери будет устроиться горничной в большом богатом доме? И что восемнадцатилетие я проведу за мойкой полов, тасканием воды и чисткой чужой обуви?»

Перед глазами ожили далекие воспоминания, как мама расчесывала ей волосы и, любуясь, произносила: «Ты еще совсем малышка, но уже такая милая! Когда вырастешь, уверена, станешь красавицей, и мы купим самое красивое платье, чтобы все видели, какая ты у меня!»

Но вместо этого – серые холодные стены, где приютские сестры забрали платье, купленное матерью, и насильно отрезали длинные волосы, чтобы легче было бороться со вшами. Злые, вечно голодные дети, сразу ее невзлюбившие. От воспоминаний, как у нее отбирали еду или плевали в тарелку, Ханне стало плохо. Старшие девчонки дразнили ее зазнайкой и били, если она не могла выпросить денег у сердобольных прохожих. Ханна зарыдала. Жизнь быстро и неожиданно из доброй сказки превратилась в страшную историю.