Страница 12 из 272
— Когда человек один, он пытается найти объяснение происходящему. Но когда собирается толпа… Стоит кому-то крикнуть: «Король — предатель», и это кричат уже все. Толпа не умеет думать. Она как животное, которое сорвалось с цепи. Она как неукротимая и слепая сила, способная уничтожить творения столетий. Достижения Зервана были уничтожены глупцами. Пепелище — это всё, что осталось от усилий и стараний этого человека.
— Ты, похоже, предателем его не считаешь.
— Как говорил один мудрый человек, если хотите, чтобы вас признали и за вами пошли люди, станьте частью их мира. Зерван стал частью их мира. Он был одним из самых великодушных людей, самых свободных, непредубеждённых и открытых.
Адэр скривил губы:
— Великодушные люди не сбегают из страны в лихое время.
— Только признание непоправимой ошибки могло толкнуть его на этот роковой шаг.
— О какой ошибке ты говоришь?
— Это всего лишь моё предположение.
Адэр хлопнул ладонью по столу:
— Кебади! Какую ошибку совершил Зерван?
— Не знаю. Я не был свидетелем тех событий. Я родился много лет спустя.
Летописец чего-то не договаривал. Бегая глазами по шкафам, Адэр подумал: а не приказать ли охранителям перерыть весь архив? Внутренний голос пробубнил: они ничего не найдут. Придётся уйти с пустыми руками.
— Я дам вам то, в чём вы больше всего нуждаетесь, — словно читая его мысли, проговорил Кебади. Выдернул из книги чистую страницу и протянул Адэру.
Он повертел лист в руке:
— Зачем мне это?
— Напишите историю страны. Напишите так, чтобы её не смогли уничтожить потомки.
Адэр сложил лист вчетверо, спрятал в карман пиджака и направился к выходу. На полпути обернулся:
— Я велю принести тебе печатную машинку.
— Благодарю вас, но… нет. Не надо.
Старик прав. В его возрасте сложно научиться быстро печатать.
— Хорошо. Я велю принести тебе ручки.
— Спасибо. У меня их целый ящик.
— Почему ты пишешь пером?
— Можете подойти? Я кое-что покажу.
Адэр вернулся к столу. Кебади принялся листать страницы, исписанные ручкой: неровные буквы, кривые фразы, торопливые строки.
— Малика принесла мне перо и чернила. Сказала, что к истории надо относиться как к произведению искусства. — Летописец открыл последнюю страницу, покрытую каллиграфическим почерком. — Продуманно, чётко и ничего лишнего.