Невеста без места

Велька оказалась наверху в числе последних. Уже стемнело, и купальский костер, казалось, горел так ярко, как никогда не горит огонь в иное время. Вокруг костра крутился русалий хоровод, быстро, очень быстро, девушки не пели, только смеялись, кричали что-то. Ничего, придет время и для песен.

Разорвав чьи-то сцепленные руки, Велька вошла в хоровод и побежала вокруг костра. Пламя бушевало, искры летели в черное небо, русалки веселились, но близко к костру не приближались — боятся они, русалки, большого огня. А Велька, вырвавшись из крепких чужих рук, вбежала внутрь круга и оказалась там, где жарко, очень жарко. И весело было, так весело! Хоть не пила она отвар, но общие кураж и веселье, чары купальской ночи разожгли кровь, ей хотелось визжать, прыгать, смеяться. Рядом зарокотал кудес, и Велька закружилась в быстром, неистовом танце, кружилась, кружилась, приближаясь к костру ближе, ближе...

Смолк кудес, и она опомнилась, отступила.

А в костре... Там, в самой глубине огня, метались огненные птицы, и звали её неслышно, и девки огненные, крошечные, с ладошку, кружились, смеялись и руки протягивали, звали, так звали! Как русалки, только огненные, им тоже было весело, и никто-то, кроме Вельки, не видел их...

Да ведь и она не видела! Морок это, просто морок огненный! Она ведь среди русалок, и без оберегов, без защиты, которую отвар заговоренный дает, вот и морочит её, что только дотянется. Ничего. Её никаким морокам так просто не взять!

Велька сделала отвращающий знак пальцами и побежала за девушками, разомкнувшими хоровод, прочь от костра, туда, где путь к лесу преграждали выстроившиеся длинной цепью парни. Теперь, после пляски у костра, ей хотелось бегать по лесу, хотелось не отставать от других русалок, хотелось веселиться, а кровь в жилах словно пенилась и играла, как молодой мед. Она почти позабыла, что ей убегать как раз не надо, ей надо спрятаться где-нибудь в потемках, да тенью невидимой пробраться туда, где сидит батюшка с ближними гостями, чтобы подсмотреть кое-что, ей интересное...

Ничего, успеется, всё успеется! Ночь ведь купальская долгая-долгая... хоть и самая короткая она за лето, а всё успеется!

Оттуда, где стояли парни, уже доносился смех, возгласы, звуки возни, возмущенные крики, а подале - чей-то пронзительный визг и треск кустов. Живая цепь, преграждающая путь, уже разбилась, и Велька вбежала под деревья, не встретив преграды, и тут же пришлось с визгом уворачиваться от чьих-то ловких рук. А с другой стороны тоже выскочили темные фигуры,  и она чуть не попалась, но другие «русалки», вооруженные крапивными вениками,  пришли на помощь, и она благополучно сбежала. Чтобы оказаться прямо посреди крапивных зарослей, сразу ощутив под ногами жгучий ковер, и это здорово! Велька тут же нарвала себе веник, завернув стебли в большой лист, и помчалась туда, где слышала визг — какую-то русалку догоняли сразу трое парней...

Зря, что ли, руки обожгла, ломая крапиву?

Не догнали их, конечно. Но одному из преследователей, самому настырному, от обеих досталось жгучего угощения. Велька её, эту другую девку, которой помогла, не узнала, да и не старалась узнать! В конце концов они трое, «русалки» и парень, разбежались в разные стороны, и... Велька вдруг оказалась одна.

Совсем одна.

Тихо стало, шум остался где-то далеко. Хорошо, что всё же остался, а то и растеряться можно, куда ни глянь — лес глухой, ночной. И звуки леса, исконные, стали слышны: скрип дерева, крик какой-то птицы в кустах, и уханье совы неподалеку. И жутко стало, подумалось, что вот сейчас покажется кто-то из кустов... леший?

Ничего, сейчас она просто постоит, отдохнет немного, осмотрится и поймет, куда забралась...

Велька тяжело дышала, чувствуя, как навалилась усталость, даже шевельнуться не хотелось.

Слишком ранняя усталость! Выпей она русальего отвара — ещё носилась бы по лесу.

Ничего, просто отдохнуть, всего-то и нужно. Оглядываясь, она стала узнавать место, старые березы, а если ещё немного влево пройти, будет кривая береза с большим дуплом. Значит, чтобы к Русальему озеру выйти, надо взять правее. Все они, «русалки», в конце концов выйдут в этому озеру, чтобы искупаться в его холодной черной воде и отпустить русалок восвояси, потому что в этом озере и скрыт проход в их, навий мир.

Ей, Вельке, можно и не купаться нынче, она ведь отвар не пила, она не русалка. Но — кто знает? Вон как по лесу ей славно бегалось! Может, взяла её русалка и без отвара? Значит, надо идти. Вот немного еще постоять, прислонившись к березе, совсем немного...

Луна выглянула полностью, стало светлее, зато тени меж деревьями легли чернее, гуще.

И вдруг — Велька даже вскрикнуть не успела, - кто-то большой возник, выдвинулся из-за ее спины, неслышно, как тень, и крепко её обнял, стиснул так, что и не пошевелиться. Она только вздохнула судорожно, дернулась, да куда там! И травы из её венка, смятые его рукой, запахли необычайно пряно и резко.

Леший?

Нет. Человек.

Кричать — какой смысл? Да и крикнуть она бы не смогла, только замычать, потому одной ладонью он крепко прижал её лицом к своей груди, а держал, значит, всего лишь одной рукой — да точно ли у него их всего две, почему будто связанная крепко?

- Тихо, лиска, тихо, - шепотом  попросил он, склоняясь к самому её уху. - Поймал я тебя все-таки. Обещай не шуметь — отпущу.

Лиска?! Ириней звал её лисой и обещал поймать на шапку. А еще раньше назвал белкой.

Но это был не Ириней, точно не Ириней, и голос не его, и вообще...

Не он.

- Не станешь кричать?

Как будто это было важно — не кричать в лесу в купальскую ночь!

Велька отрицательно мотнула головой, и крепкие объятия тут же ослабли, парень отодвинулся, дал на себя взглянуть, благо, луна светила, не скупясь.