Невеста без места

Внизу, в клети, сидел на лавке мужчина средних лет, плечистый, мощный, как дуб, седой наполовину, одетый в простую, корой крашеную рубаху, но вряд ли простой кметь — десятник, может, или сотник. Не по одежде, по повадкам. Взгляд у него был тяжелый, властный, студеный, морщины исчертили высокий лоб. А пояс вот на нем был простой, из кожаных ремней, сотнику такой точно не полагается. Сапог уже незнакомец снял, штанину закатал. На княженку глянул вскользь, на Любицу — внимательней:
-Ты ведунья? Нога разболелась некстати, старая болячка, поможешь — не поскуплюсь.
Любица отрицательно качнула головой, показала на Вельку.
Незнакомец поморщился:
-Эта? А не слишком ли молода, чтобы в  таких делах смыслить? Другой нету?
Вспыхнула Велька, к такому небрежению она не очень-то привыкла, особенно за последнее время.
-Может, и найдется, - ответила она спокойно, - велеть поискать?
Незнакомец посмотрел на неё исподлобья, долго, неторопливо. Кивнул.
-Ну, погляди ты, что ли. Хуже ведь не сделаешь?
Велька тронула Любицу за руку, взглядом попросила помалкивать. Подошла, осмотрела ногу. Ничего мудреного в болячке не было. Язва под коленом — это у старых кметей бывает, ноги им то и дело трудить и повреждать приходится. По молодости с рук сходит, а к старости аукается.
-Жила воспалилась, сейчас подлечу, затяну язву, и ходить без боли сможешь, - сказала она. - Наверное, за год раза два, а то и больше болеть начинает?
Незнакомец согласно кивнул.
-Подлечи, если не шутишь. А то вот свадьба на носу, плясать надо, и куда с такой ногой?
-Спляшешь, - пообещала Велька. - А со временем, если захочешь, вовсе тебя вылечу, не будет болеть нога. Но это не за один раз.
Силу позвала, потянула — та прилила, бери не хочу, огонек привычно затеплился между Велькиных пальцев. Кметь аж дернулся, отшатнулся, посмотрел с откровенной опаской.
-Огневуха, что ли? Ох, не люблю твою сестру!
Велька замерла, но огонек гасить не стала.
-Мне ни к чему твоя любовь, добрый человек. И какая тебе печаль, что я огневуха, если вылечу?
Он опять кивнул, дал себя уговорить:
-Ну, лечи. Поглядим.
И чего там глядеть? Велька не спеша рану огнем живительным очистила, прижгла. Не слишком это больно, но поначалу с непривычки люди пугаются, от огня ведь всё живое сначала отпрянуть норовит. А этот — нет, как сказал «лечи», так больше и бровью не повел. Той бы мертвой воды теперь капельку, но и без неё неплохо получилось
.
Закончила Велька, огонек погасила, пот со лба рукавом вытерла, спросила с улыбкой:
-Ну, что, добрый человек? Не болит больше, сможешь плясать?
Тот ногой притопнул, кивнул доброжелательно.
-Не болит. Молодец, огневуха. Спасибо тебе. Ты... вот что: у меня пока поживешь. Как вылечишь, отпущу и награжу. Хотя, зачем тебе куда-то уходить, у меня и останешься, не обижу. Будешь жить да радоваться.
Такого княженка не ожидала, выпрямилась, удивленно поглядела.
-Не пойду я к тебе, нельзя мне никак, - сказала, - ты лучше назовись, я попрошу боярина тебе весточку послать, сообщу, куда тебе прийти.
Кметь, кажется, очень удивился.
-Что?.. Ишь ты, выдумала, весточки мне слать. Да я тебя сей же час в погребе и запру, вот и говори потом, куда тебе никак нельзя...
Тут Велька тоже удивилась очень, даже и не сразу нашлась, что ответить. Называться не хотелось. И отчего-то до сих пор не приходилось ей таких неучтивых лечить, даже и слов для них приготовлено не было!
-Ну, разве что у тебя погребов много! - нашлась она, - да и то, и погреба не будет, и как бы с ним заодно чего ещё не сгорело. Да и сам ты, сдается мне, на вторую ногу тоже сразу охромеешь. Так что не шути так, добрый человек!
Угроза эта пустой не была. Не пробовала ещё Велька такого, чтобы заставить человека обезножить на расстоянии от неё, но бабка Аленья умела...
Кметь уставился на неё так, словно это с ним печной горшок заговорил, насупился, тоже, видно, решал, что сказать. И вдруг, хлопнув себя по коленям, захохотал раскатисто. И тут заскочил в низкую дверь боярин Мирята, так и застыл на мгновенье, и вдруг поклонился:
-Ну, здравствуй, княже! А мы тебя обыскались, не поймем, куда ты только деваться мог...
Велька отодвинулась, да так и замерла на месте, ни ушам, ни глазам своим не желая верить. И Любица тоже в изумлении за голову схватилась. Вот этот невежа, что сидит тут без сапога и с засученной штаниной — кариярский князь Вереней?
Князь, не вставая, обнял подошедшего Миряту, похлопал его по плечу.
-Хорошо, боярин. Не всё по мне, да ты не виноват, куда денешься, свою службу сослужил хорошо. Ты скажи мне, эту вот бедовку где добыл нам на радость? Гостит она у тебя, или ещё как? Хочу к себе зазвать, да огрызается! - и показал на Вельку.
Вот, вроде и бедовкой ни за что обругал, но злости в его голосе не было, напротив, смех и веселье.
Боярин виновато зыркнул на Вельку, нагнулся к уху князя и зашептал ему что-то. Долго шептал.
-Венко? Велья, Велеслава дочь?.. -  проговорил князь, и с лица его изумление хоть ложкой можно было грести, - не шутишь, боярин?.. Да как же ты?..
Перевел князь дух, затылок пятерней почесал, продолжал:
-И... как же? И где он сам, где его носит-то? Ты, боярин, того... куда смотрел? Ты... ну, боярин... эээ... а как же? А почему?.. - и кивнул на Вельку.
Может, Мирята князя и понял, опять что-то ему на ухо прошептал. Князь рукой махнул:
-В холодную паршивца... на две недели... обоих вас туда, бестолковых, - сунул ногу в сапог, глянул на прощание на Вельку, и вышел из клети.
-Ты, княженка, не пугайся, не слушай, про холодную — это шутки все, - пояснил  Вельке боярин, - шутит князюшка. Чтобы он позволил кому прохлаждаться две недели, хоть бы и в холодной — да отродясь не было такого. Все хорошо будет, Велеславна...