Страница 65 из 70
******
Возможно, моё заявление многих повергнет в шок. Тем не менее, буду откровенна: очень неприятное впечатление произвело на меня посещение пятизвёздочного ресторана. Произошло это в самый разгар рождественских праздников, когда владелец фирмы, в которой работал мой муж, пригласил его в числе других служащих на званый ужин в шикарный ресторан. Это приглашение распространялось на супруг работников фирмы, поэтому мне предстояло явиться туда с ним за компанию. Этот пятизвёздочный ресторан располагался на территории старинного дома, ранее принадлежавшего семейству местных аристократов, донельзя его запустивших, чем впоследствии воспользовалось агентство по недвижимости, приобретшее у них за гроши все здание. В дальнейшем оно было отреставрировано и продано за баснословную сумму денег, а новый владелец старинного дома превратил его в пятизвёздочный отель с рестораном на первом этаже. Признаюсь, что предложение отужинать там меня не столько обрадовало, сколько озадачило, прежде всего, потому, что я не знала, в чём туда пойти и как отреагируют окружающие, если мой внешний вид не впишется в шикарную обстановку. Несколько дней подряд я ломала себе голову над этой проблемой и в итоге решила надеть чёрное платье средней длины, классического прямого покроя, с длинными рукавами и аккуратным, чуть закругленным вырезом, под горло. Словом, мой выбор пал на тот тип одежды, который сама Коко Шанель считала образцом элегантности. Надо сказать, я не ошиблась, поскольку, очутившись в холле отеля, сразу же гармонично вписалась в коллектив горничных, передвигавшихся по нему все как одна в платьях такого же цвета и покроя. Впрочем, поначалу я не обратила на это внимания, пока ко мне не приблизилась богато одетая пожилая супружеская пара, и они попросили принести им в номер пару рулонов туалетной бумаги. При этом клиенты отеля вежливо извинились передо мной за перерасход, а я, не совсем понимая, в чём дело, махнула рукой и добродушно улыбнулась: «Ничего страшного! С кем не бывает».
Несложно понять, как чувствует себя обычный человек с достатком ниже среднего в ресторане, где за соседними столиками сидят господа, увешанные дорогими украшениями из золота и бриллиантов. В их окружении ощущаешь себя зажато, подавленно, в общем, не в своей тарелке. В тот вечер расторопный метрдотель подбежал к нашей группе и, угодливо расшаркиваясь, предложил пройти к заранее накрытому для нас столу. Как только мы расположились на мягких, слегка пружинящих стульях, за нашими спинами, словно из-под земли, выросли официанты. Все как один они были двухметрового роста, в безупречно отутюженных тёмных костюмах, с невозмутимыми выражениями на лицах – точь-в-точь как заправские вышибалы, и ощущение довлеющей официантской массы не покидало нас на протяжении всего ужина. Другим неприятным моментом было то, что они никому не позволяли самостоятельно наполнить свои бокалы и с удивительным упорством делали это сами. Заметив, что у кого-то из нас опустел фужер, стоявший за спиной официант тут же заполнял его до середины вином или шампанским. В какой-то момент я даже испугалась, заметив угловым зрением нависшую над моим плечом руку, и, обернувшись назад, неловким движением локтя опрокинула на скатерть свой бокал, чуть его не разбив. В тот вечер за нашим столом не велось задушевных бесед, не рассказывалось весёлых историй и типичных для застолья пошловатых анекдотов, а виной этому были стоявшие над душой официанты, в присутствии которых никому из нашей группы так и не удалось расслабиться. В дополнении к этому неприятному обстоятельству, наесться досыта тоже не получилось по причине концептуального отличия кухни пятизвёздочного ресторана от обычной, с нормальными порциями. Несмотря на то, что количество поданных нам деликатесов в общей сложности оказалось немалым, однако, еды на каждой тарелке лежало, прямо сказать, кот наплакал. В результате званым ужином остался доволен лишь пригласивший нас туда и целиком оплативший эту дорогостоящую трапезу шеф моего мужа, заявивший на выходе из ресторана: «Главное в еде – это не победа над чувством голода, а приобщение к прекрасному, то есть дегустация! Ведь если целью употребления пищи является насыщение, то скажите, чем тогда мы отличаемся от животных?»
Лично я с данным утверждением не согласна, поскольку считаю, что как раз в этом мы нисколько не отличаемся от братьев наших меньших. Иначе говоря, без пищи протянешь ноги, поэтому ее должно быть достаточное количество. Что же касается процесса дегустации, то расскажу об одном интересном факте. Знаете ли вы, каким способом производители сыра проверяют свои продукты на предмет вкусового качества? Эти европейцы отправляются в лес, а там, устроившись на целую ночь в кустах, неусыпно следят за тем, какому из сыров дикие лисы отдадут наибольшее предпочтение. Указанная традиция сложилась после того, как европейские учёные обнаружили у лесных лисиц утончённые дегустационные способности. С тех пор владельцы сырных фабрик взяли себе за правило собираться на какой-нибудь лесной опушке раз в год. Поздним вечером они выставляют там ряд пронумерованных тарелок с кусочками своих сыров, а сами прячутся в кусты, надев шлемы с приборами ночного видения. На протяжении ночи опушку с сырами посещают вышедшие на охоту рыжие лисицы, которые, обнюхав по очереди все кусочки сыра, первым пробуют тот, который на их взгляд является самым вкусным. Нетрудно догадаться, что в этом конкурсе побеждает сыр, вызвавший у ночных дегустаторов наибольший интерес. Да что там европейцы! Мы, россияне, уже давно догадались об этих способностях у животных, используя вместо лисы обычную кошку или собаку. Зачем далеко ходить, когда подобный эксперимент можно провести у себя дома? Чтобы протестировать колбасу на предмет съедобности, всего-навсего нужно отрезать от неё маленький кусочек и угостить им своего четвероногого друга. Если домашний любимец, понюхав её, решительно отвернётся и отойдёт в сторону, то это означает, что она не очень или совсем несъедобная, поэтому никому не рекомендуется употреблять её в пищу.
******
Полагаю, настало время рассказать о ресторанном бизнесе европейских сельчан на примере уже известных вам Перепёлок. В этом посёлке заведения общепита были семейным бизнесом, в котором одни родственники готовили еду, другие наводили порядок в помещениях ресторана, третьи закупали продукты, четвёртые обслуживали посетителей в зале, а иногда эти обязанности между ними чередовались. Рабочая обстановка местных ресторанчиков была очень шумной, поскольку поселковые официантки постоянно друг с другом перекрикивались, причём некоторые из них орали так, что посетители внезапно давились пищей. По аналогии с тем, как одна из песен А. Б. Пугачёвой посвящалась женщине, которая поёт, про официанток в Перепёлках можно было сказать: «Та, которая орёт», – поскольку кричали они зычно и по любому поводу. Только вооружившийся ножом и вилкой посетитель проглатывал первый кусок пищи, как у него над ухом раздавалось: «Капитолина, ты что?!» В следующую секунду с другого конца зала в ответ доносился мощный рокот грудного женского голоса: «Ты сама-то, Сабина, что, э-э?!» «Я-то? Я ничего! А ты?!» – отвечала гулом несущегося на всех парах паровоза Капитолина. «И я ничего!» – вторила ей Сабина, перекрывая своим криком звук телевизора, по которому транслировался футбольный матч в тот самый момент, когда в ворота забивали гол и на трибунах неистовствовали болельщики.
Самый посещаемый ресторан располагался на главной площади посёлка. Недостатка в посетителях в нём никогда не наблюдалось, и от большого объёма работы у шефа данного заведения сами собой развились удивительные способности. Его отличала исключительная быстрота речи, вкупе с молниеносной реакцией, за счёт которой ему удавалось одновременно диктовать меню и вписывать в блокнот заказы клиентов с четырех рядом стоящих столиков. Другим его талантом было цирковое жонглирование, которому он нигде не обучался, но, как говорится, жизнь заставила овладеть этим навыком. Во время работы он лихо подбрасывал в воздух тарелки и мог удержать на каждой руке одновременно по пять блюд, а, собирая со столов грязную посуду, умудрялся складывать из нее башни по двадцать тарелок каждая, которые легко и небрежно уносил на мойку. За это сельчане окрестили его Жонглёром. Надо было видеть, с какой быстротой он разливал напитки! Со стороны казалось, будто бокалы находятся в свободном аэродинамическом движении, не касаясь ни его рук, ни бутылки, из которой энергично им наполнялись, но при этом каждый напиток попадал в бокал нужного калибра в исключительно точной дозировке. Немудрено, что непрерывная работа в бешеном ритме обессиливала Жонглёра, и тогда ему требовалось немедленное расслабление. В такие дни к концу смены он находился в состоянии ощутимого алкогольного опьянения, и это в первую очередь сказывалось на его ручной координации. Вошедшее в привычку жонглирование давало осечку, и количество таковых иногда составляло две, три, четыре… и более десяти за вечер. При этом далеко не все уроненные им бокалы заканчивали своё существование на полу. Как нарочно, какой-нибудь из них выскальзывал из рук Жонглёра и выплёскивался прямо в лицо стоявшему за стойкой клиенту, заказавшему тот или иной напиток. Впрочем, проблем на этой почве обычно не возникало. Облитый клиент высовывал язык изо рта настолько, насколько это можно было сделать, старательно облизывал им прилегающую часть лица и пьяненьким голосом мямлил: «Шеф-ф-ф, другую нал-л-лей… Э-э-эта была за счёт заве-е-еде-е-ения». Да и кто является в бар поздно вечером, чтобы принять на грудь рюмку-другую чего-нибудь крепкого? Разумеется, только тот, кто уже выпил. По этой самой причине среди вечерних клиентов Жонглёра не было никого, кто обиделся бы на пролитый на него бокал спиртного.