Страница 29 из 135
Бесполезный рывок, движение невозможно. Хотя, нет, кое-какой результат есть – варвары в ближний бой больше не полезут, а гоняться за ними, всё равно, что бить комаров дубиной.
– Да сколько же у них может быть дротиков? – прошептал Павсаний.
Очень своевременный вопрос и фракийцы не слишком задержались с ответом.
– Отходят! – прокатилось по рядам.
– Отходят, – выдохнул полемарх и прокричал, – лохагам доложить о потерях!
Убиты восемнадцать спартанцев, примерно столько же илотов. Число раненых превосходит невосполнимые потери вдвое. Фракийцев на поле боя осталось лежать гораздо больше. Иной полис подобное количество покойников при достигнутом результате, несомненно, порадовало бы, но не Спарту, всё войско которой ныне насчитывает четыре тысячи человек. В таких условиях потери неприемлемы вообще, поэтому Спарта и норовит в течение жизни нынешнего поколения воевать чужими руками. У государства воинов сейчас одна забота: рожать, рожать, ещё и ещё, больше мальчиков, больше гоплитов. Если раньше, во времена Леонида бездетная семья – позор, то ныне – преступление. Ещё совсем недавно гибель мальчиков в процессе растянутой на годы закалки воспринималась, как обыденность, а сейчас подобные случаи заканчиваются расследованиями. Спартанец обязан быть воином, спартанская женщина должна ходить с пузом. И не приведи Арес, родиться девочка, девять месяцев впустую...
Глядя на отходящих фракийцев Павсаний поинтересовался:
– Интересно, это всё? Эта толпа дикарей – всё, что Антипатр решил выставить против нас?
– Надеюсь, нет, – сказал Агесилай, – продолжить движение!
Гоплиты повернулись направо и, не ломая строй, побежали вперёд, легко, словно и не было марша с самого рассвета, словно и не отгремела только что кровавая схватка. Легкораненые не отставали от остальных. Пару тяжёлых илоты несли с собой на импровизированных носилках из копий и щитов. Убитых бросили, приказ царя священен и он ещё не выполнен. Цель – Ламия.
Фракийцы никуда н делись, они сопровождали бегущих спартанцев на некотором отдалении, однако Агесилай почти перестал о них думать – это не угроза. Но неужели Антипатр не клюнул всерьёз? Ограничился застрельщиками? Если так, захват Ламии ничего не даст, чтобы там не думали Павсаний с Агисом. Весь план полетит к воронам.
Ноги бегут, исполняя царский приказ, а голова думает:
"Не убежать бы ненароком от противника".
Полемарх не знал, где сейчас Леосфен и успеет ли он прийти, если Антипатр всё же явится в силах более внушительных, чем толпа варваров. Он не знал, что делает Харидем. Он вообще не имел никакого представления о том, что происходит на пятьдесят стадий вокруг. Он просто бежал, исполняя приказ и надеялся, что боги услышат и кости лягут "Афродитой", хотя и нет к тому никаких, по здравому рассуждению, оснований. Столько случайностей на войне, командир фаланги часто не ведает, что происходит на её левом конце, а тут Агис пытается свести в один ковёр столь непохожие нити, подумав за себя, за Харидема, за Антипатра... Ну возьмёт Агесилай эту Ламию и что? Леосфен явится на следующий день, потом окажется, что Харидем всё это время ковырял в носу, даже не думая вылезать из Врат, а македоняне, без сомнения, заполонившие своими разъездами всю округу, в отличие от полуслепых союзников, заметив намечающиеся клещи, спокойно отойдут. К чему вся эта безумно сложная мышиная возня?
Полемарх не жаловал игру в кости, сторонился её, а потому не знал, что искуснейшие из игроков не полагаются на случай, порождение предвечного Хаоса.
– Македоняне на гряде! – пронеслось по рядам, по эномотиям[3], от хвоста в голову.
Агесилай вышел из колонны, опустив щит, уже не опасаясь случайной стрелы от фракийцев, которые всё ещё маячили неподалёку. В пяти-шести стадиях позади спартанской колонны, на гребне цепи невысоких холмов, тянущихся бесконечной змеёй вдоль морского берега, заблестели щиты. Не фракийские плетёные пельты.
Боги услышали. Кости легли "Афродитой".
* * *
Выгоревшая за лето бурая сухая трава колко хрустела под ногами, злобно пытаясь укусить за пятки топчущих её воинов. Педзетайры шли в бой босыми[4], но грубая кожа у них на подошвах, уже в детстве не уступая подмёткам сандалий, позволяла успешно игнорировать неудобства.
Массивные нащёчники почти полностью прятали лицо, оставляя открытыми лишь глаза и нос. Шлем Андроклида похож на древние коринфские. С десяти шагов ещё отличишь, благодаря бросающемуся в глаза козырьку вместо стрелки-поносья, но дальше отойдёшь и уже не разобрать, есть ли разница. Начищенная бронза сверкала на солнце. Она не столь нагрета, как матовая, выкрашенная в синий цвет поверхность шлема Таная, но тот сильнее открыт и лохаг, чьё лицо обдувает разгулявшийся к полудню ветер, испытывал неудобств гораздо меньше, чем декадарх, идущий приставным шагом, ссутулившись, как и все в македонской фаланге. Воины двигались левым боком вперёд, иначе нельзя, ведь сариссу можно удержать лишь двумя руками, щитом при этом управлять невозможно, тот висел на шейном ремне, поддерживался локтем. Голова каждого бойца повернута налево, нащёчники андроклидова шлема, выступавшие далеко вперёд и вниз, для защиты горла, упирались в наплечник, затрудняя декадарху обзор.
– Да-а-нос, да-а-нос, – монотонно тянули воины, – смерть, смерть.
Таксис Кратера хищно скалился[5] девятью десятками зубов на длинных древках, растянутых на половину стадии. Это если только первый ряд считать. А учесть все, что смотрят прямо в грудь наступающим навстречу этолийцам – любая акула лопнет от зависти.