Страница 67 из 83
не по грешной земле, а лишь ввысь.
***
Бархатная тьма ещё не выпустила сонный городок из удушливых обьятий. Ясс всегда любила эти предутренние часы: молчание, начинающий подниматься туман, в котором обычные яшметские дома казались – сгустками мглы, готовой исчезнуть от лёгкого прикосновения.
Бледно-жёлтая луна повисла над замком – будто наблюдала.
Ясс ехала медленно – ничего, за стенами наверстает - здесь ей просто не хотелось нарушать тишину.
Возле знакомого крыльца она спешилась, привязала лошадь, три раз стукнула в медную табличку.
Из дома послышалась ругань, быстрые шаги и дверь отворилась
- Гаэрррр! – воскликнул Дед, опознав гостью. – Чего тебе не спится в такой час?
- Попрощаться.
- Тааак, - мозолистая старческая рука крепко ухватила яскино запястье. – А ну-ка входи…
Рыжая каннка по опыту знала, что сопротивляться – бессмысленно, и покорно позволила протащить себя по тёмному коридору и почти швырнуть в жёсткое деревянное кресло.
- Ну и что стрялось опять? – хмуро спросил кеор.
- Ухожу вот, - выпятила упрямый подбородок Ясс Эмметская.
Дед раздражённо махнул рукой.
- Решилась-таки? Кто сманил?
Яска недоумённо уставилась на старика.
- Да знаю я давно все эти твои выверты, - вздохнул он. – Не первый год. С каждым уросским приблудой же увязаться пыталась.… Теперь с кем?
- Одна, - с вызовом ответила рыжая каннка.
- А вот это – зря.
Яска нахмурилась.
- Ты знаешь, что Гэлл-урос хотел тебя забрать? – спросил старый травник.
- Это я хотела. Он – отказался.
- Нет, Ясс. Это я – ему запретил.
- Ты?
- Я, я; он – хотел тебя забрать. Сделать из тебя – уроску.
Вот так. Думаешь – уж здесь-то: за тебя, не обманут, не предадут, не решат – обойти на крутом подъёме в гору, а наоборот – протянут руку, поддержат, подтолкнут.
А надо просто знать – могут и поддержать; если захотят, конечно, а могут – не захотеть. Потому что у каждого – своё каменное небо на плечах, нечего тут. Мы ещё встретимся, Гэллирэ - сквозь бездну душ, по чужим дорогам, искрами-звёздами смеха, через марево дождя?
- Будешь его искать? – проницательно спросил старик. – Пустое – он может быть, где угодно.
- Я знаю. У меня – вот, - она протянула Деду узкий конверт с отпечатком когтистой лапы на воске.
Кеор взглянул на адрес лишь мельком.
- Брес, значит? Брес Сэлдэнска? Умно.
… и отчего-то в этих словах - больше недомолвок, чем в истории с Гэллом…
Почему ты поступил со мной так, друг, учитель и второй отец? Чем я это – заслужила?
… тем, что верила тебе всегда – почти как себе самой? рассказывала сны? делилась мечтами и страхами? – и ты знал меня порой лучше, чем я сама – этим была неправа? Ничего, я – исправлюсь и больше – не буду.
Что бы ни было - самый страшный грех - это предательство, потому что даже убить можно человека, не имеющего к твоей жизни никакого отношения, а предать - только того, кто тебе верит...
Впрочем, это – не про тебя сейчас. Это про другое, больное. И про него тоже – в последний раз.
Медные стрелки сделали ещё один ход…
- Это ведь она, да? – кеор даже подался вперёд, всматриваясь в яскино лицо. – Её выбор, не твой?
Яростным днём,
запретным огнём
сквозь века
снова ляжет строка.
От весны до войны,
от любви до вины
песнь безумицы ветром рвёт сны.
***
…Она уже давно уехала – унеслась на верном Гнедке догонять свою судьбу, а он всё не мог заснуть; ходил по комнате, курил трубку, бессмысленно перекладывал мешочки, коробочки, свёрточки, баночки – весь нехитрый свой лекарский арсенал. Вот и всё.
Ты держал её столько лет, старый травник, заговаривал зубы зверю, теперь – твоё время вышло, дальше она тебе уже не принадлежит – отпусти.
А если ты – ошиблась? Если зверь – не уснул, а напротив – затаился, чтобы прыгнуть, как только мы ослабим цепь – что тогда?
А кто – кто? – сказал тебе, что мы – усыпляли зверя? мы – убивали, кеор, мы – вырывали с корнем, топтали ногами, в щепу растирали, в труху…
И ты – ты уверена, что у нас – получилось?
Нет.
Что же ты делаешь – теперь? Ты говорила: древняя мощь Нэриэаренны питает её, а не менее древняя сила Ястриннэн – держит; ты говорила – растёт, когтями царапает медную клетку, вот отрастит крылья – не будет ни управы, ни цепей; ты обещала: сказать – как – мне поступить тогда, и обещала – щадить её; что ты – делаешь сейчас? Ответь, Анга!
А кто тебе сказал, что мы убивали – зверя?
Вот и всё.
Голос горький, как дым
о преданьях седых
странные навевает мечты;
и душа горяча –
стальным телом меча
серых будней легко разрубает печать.
Солнечным светом
неистовым ветром
сквозь обман
зазвенит вдруг струна.
От стены до стены
позапрошлой весны
эти дни мне, безумной, тесны.