Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 62 из 83

 

***

… Языки пламени лизали ночное небо: алые, оранжевые, золотые. Сквозь прорехи лохматых туч выглядывала луна, и по гребням волн бежала бело-серебряная дорожка. Было холодно. Она грела руки у костра, сидела, скрестив ноги, на расстеленном сером плаще.

- А где твоя лодка, Скйэррэйн? – спросил он, выходя из темноты.

Она обернулась; неужели он собирается называть её…напоминать ей – задохнулась на минуту – обо всём? Тогда…

- Её больше нет, Ррийкэмээрэ. Я отправила её создателю, и… - она рассмеялась: словно ветер прошелестел по сухой траве. – Это всё в прошлом. Всё в прошлом. Я пришла прощаться с Морем, с Ведущим песнь. Йэррин Урсэйлэн больше не будет носиться наперегонки с ветром под серым парусом, потому что… Он заберёт меня. Я боюсь. Он заставит меня быть счастливой и спасённой, а этого я допустить не могу… Я много говорю, Рримэ, да? Прости меня. Просто мне так не хочется вопросов и я говорю сама всё сразу, на том и покончим…

Она отвернулась.

- Так не получается, Йэррин, - ломкий, исполненный горечи голос. – Это наша последняя встреча, и я хочу знать всё.

Она неожиданно разозлилась; обхватила себя за плечи, покачиваясь, в бессильной ярости сцепив зубы; ну за что, небо, за что это мне, Эйирэй Пресветлые, чем я таким провинилась, что должна буду рассказывать ему то, что и на мои плечи легло неподъёмным грузом? Ну зачем мне это…

- Рримэ, - спросила быстро, и сама удивилась насколько отрывисто и раздражённо это прозвучало, - а ты споёшь мне? Где твоя лютня?

- Лютня здесь, - глухо отозвался он. – Сколько раз порывался бросить, точно как ты лодку, но не сумел. Правда, я на ней больше не играю.

Он протянул к ней обе руки, и она поняла, почему до этого он старательно прятал их от её взгляда в широкие длинные рукава: тонкие, чуткие пальцы были изуродованы, скрючены, черны от ожогов – так, что и узнать эти руки можно было с трудом. Она вскрикнула: видела уже такое, знала – где и отчего…

- Рримэ… Я забыла, - прошептала она в отчаянии: ведь слышала, догадывалась, знала, но надеялась, что ложь и сплетни. – Но он мне не сказал. Не сказал, что ты тоже там был. Я верила, что ты ушёл раньше. Прости меня…

Осторожно, едва касаясь, он взял её за плечи.

- Скйэррэйн, посмотри на меня…



Она медленно подняла глаза: лицо его было спокойным – чуть бледнее, чем обычно, чуть печальнее, но он даже улыбался почти как раньше – краешком губ.

- Скйэррэйн, я спою тебе. Всё, что ты только захочешь, но сначала, - голос его сделался строгим, почти жестоким, что раньше она замечала только перед битвой. – Сначала ты мне расскажешь о том, как и отчего погиб мой брат. Да, я знаю, что он именно погиб, вот поэтому, - он коснулся её неровно остриженных волос, - и я знаю, что ты видела его.

Он взял её левую руку, провёл кончиками пальцев по узкой полоске шрама, тонкого и извилистого…

Она кивнула. Прикрыла на мгновение глаза и – поняла, что нужно только лишь решиться, а потом… он не прерывал её, ничего не спрашивал, так что она могла бы забыть о его существовании. Если бы хотела. Но ей легче было говорить, прямо глядя в бледное лицо, в серые глаза. Она действительно рассказала ему обо всём: о том, что было, чего не было и даже то, что она думала и чувствовала – то, в чём она и себе-то прежде не признавалась.

- Я не могла не уйти, Рримэ. Это не попытка оправдаться. Ответить ему: нет!!! - я не могла… Никогда не умела этого. А теперь пой, кажется, твоё условие я выполнила.

Он кивнул.

- Что ты хочешь услышать? – спросил, откидывая с лица волосы.

- Только твои, Ррийкэмээрэ, раз уж это – последняя встреча. А сначала о подвиге Дэлькейрэ Отважного.

Он затаил дыхание.

- Скйэррэйн, я не могу… Ты будешь плакать, а я не вынесу твоих слёз снова.

- Я не буду. Мы не будем плакать, мы будем вспоминать всё, что было хорошего у нас, и будем радоваться, что оно всё-таки было. Пой, Ррийкэмээрэ, пой, сжалься надо мной хоть немного.

Он – пел. Она не плакала.

… вспоминали связанные с каждой песней истории, перебирали сверкающие, яркие, словно камешки в горсти, мгновения, забытые подробности, теперь вдруг вспыхивавшие искрами в ночном небе. «Помнишь, то кольцо-змейку, что Тэйэнсэ сделал для тебя? «А помнишь, как при этих словах изменилось лицо Нэррэ?Я уже думал, он нас всех прикончит разом, а он взял и рассмеялся…» « А тот вечер в горах? Как снег падал на островерхие капюшоны?» « А небо, лазорево-золотое, ворвавшееся в залу, когда Сивэрэ раскрыл окно после долгой зимы»… они пересказывали друг другу, спорили о мелочах, потом заливались отчаянным смехом, нисколько не испытывая чувства вины, потом он снова пел – здесь, на последнем берегу изменившегося мира, где алое пламя рвалось в небо со стылых песков; они говрили опять – ближе к рассвету – и тогда разговор их вдруг неожиданно снова стал серьёзен, но о том – не надо вслух… Они уснули под утро на её плащу, укрывшись его, и она прятла голову от налетевшего ветра у него на груди…

Когда она открыла глаза – Рримэ нигде не было. Она лежала, завёрнутая, как в кокон, в собственный плащ, рядом темнело кострище, а над головой её – была лютня в чехле цвета загустевшей крови или старого вина, а с шеи пропала подвеска: алый камень на разноцветных, хитро переплетённых шнурках -  дар Илрээнэ, словно знак какой-то… Она взяла лютню в руки, звякнули на чехле три тёмных колокольца из тяжёлого металла, напоминая звучный, глубокий голос того, кто сейчас ушёл из её жизни навсегда, и не было никакого смысла искать или звать, вовсе никакого смысла…