Страница 42 из 83
Но Яска вдруг оставила арфу, поблекла, потускнела и скрылась в толпе. Кеор, не раздумывая, бросился за ней, страшась любой случайности, и догнал её почти у самого своего дома. Она порывисто обернулась, обхватила руками его шею, уткнулась горячим лицом в плечо. Она плакала.
- Ну что у тебя опять стряслось? – проворчал старик.
- Я не знаю, - голос её был хриплым, словно надтреснутым. – Только я больше не могу так. Мне нужен Арамано, сегодня, сейчас!
Кеор гладил её по спутанным волосам. Разве он мог что-то ей ответить? Девочке с огненной кровью…
***
… радость и боль, счастье и страх, жизнь и смерть – неразделимы: бежать, больно сбивая босые пятки о неровные камни мостовой, раскинув тонкие беспомощные руки, точно крылья впервые взлетевшего птенца, когда сердце рвалось из груди, а дыхания не хватало даже, чтобы вымолвить заветное имя. Падало небо, давило на плечи бесформенной глыбой, разбиваясь о слабые крылья на бесчисленное множество пёстрых осколков, оставляя незыблемым лишь яростное пламя, сжигавшее её изнутри – там, за этим бешеным бегом, отчаянным, безумным светом сияло её Солнце, и она рвалась к нему, твёрдо зная, что так – не бывает, это наваждение, бред, тяжкий зимний сон, после которого обязательно просыпаешься в слезах и с каменной глыбой на сердце. Она бежала сквозь опротивевшую мглу будней и боялась – не успеть, боялась, что если она задержится всего лишь на мгновение, то – его уже там больше не будет. Никогда.
Она так и не сумела объяснить себе, что же это произошло тогда, когда её маленькая, детская, исцарапанная ладошка – впервые – коснулась его тонких пальцев; только вся её жизнь с того мига превратилась в неистовый бег ему навстречу. Бег, бег, полёт – в тёмные лабиринты земной памяти, в страшные сказки, в туманные дали… Она была падающей звездой, стремительно вонзившейся в дорожную пыль. Она говорила - с ним, говорила много, как никогда прежде, даже с Рони, и путанные её рассказы – детские страхи и самые сокровенные мечты – вплетались в затейливый узор того понимания бытия, того видения мира, который вдруг раскрылся перед ней, как некая таинственная дверь, при первых звуках его голоса. Это давало такую радость полёта, такой восторг: ты тоже? ты знаешь? ты понимаешь? слов не нужно? – что земная твердь уходила из-под ног и привычка чувствовать себя везде чужой пряталась во всхлипах ветра, и не нужно было больше бояться, балансируя, как канатоходец на узенькой проволоке, которая другим казалась широкой дорогой, потому что стоило покачнуться, оступиться – подхватывала та самая рука, уже однажды протянутая над бездной неверия. Яска совсем разучилась ступать мелкими шажками над неведомой пропастью – она бежала, летела, рвалась, твёрдо зная, что даже если упадёт, то непременно поднимется, должна будет подняться на ноги и – улыбнуться, потому что – он же ждёт её.
Он ждёт, ждал и будет ждать её всегда, чтобы она пришла сквозь века, сквозь рушащиеся миры, потому что если так – ещё не было, то непременно должно быть, потому что в имени её – свет раннего утра, жар восходящего солнца, а во взгляде его – древняя сила неоскверненной ещё земли, юной и торжественной, как всё, рождённое в начале времён…
И она – бежала, летела птицей по узким улочкам Яшмета, не смея ни разу споткнуться, смертельно боясь, что хрупкая, ею же самой сочинённая сказка может не выдержать и распадётся на части, развеется в пыль; бежала, бежала, летела, как перегороженный поток, разбив плотину, устремляется к морю, как ветер мчится, сминая ковыль в холмах, бежала, никого не видя и не слыша, чувствуя, как сердце готово выскочить из горла; а мира вокруг больше не было, он обернулся глупой выдумкой, и единственное, что осталось – бег, ветер, бьющий в лицо, запах трав и последнее усилие, после которого она всё же спотыкалась и падала – в протянутые к ней руки, слышала всё тот же голос – глубокий, звучный, мелодичный, тот, за которым готова была следовать без разговоров, куда угодно, хоть – на край вселенной…
***
Осень пришла ранняя и холодная, дожди шли почти каждый день, Дед сердился, заставляя Яску выходить в самый жестокий ливень, стрелять против ветра, а потом часами искать стрелы в мокрой траве, ползая в грязи или карабкаться за ними на крышу, чтобы вырвать из скрипучего флюгера. Яска смотрела исподлобья колючим яростным взглядом, злилась, уходила в холмы до глубокой ночи. Старик сыпал проклятиями, грозился, что не пустит её больше на порог, но, стоило лишь мелькнуть за окошком рыжим кудрям, тотчас же мчался к двери.
Она приходила хмурая, садилась молча, пила обжигающий отвар, ежеминутно оглядываясь с нескрываемой надеждой.
- Яска, может быть, ты скажешь наконец, что с тобой происходит? – кеор присел на корточки рядом со съёжившейся фигуркой, коснулся судорожно стиснутого кулачка.
- Я не знаю, - сверкнула глазищами, - не знаю, не знаю, не знаю!
Она вскочила, уронив полупустую кружку.
- Я не знаю! – топнула ногой для большей убедительности, заметалась по комнате, размахивая длинными руками – резко стремительно – пальцы мелькали в воздухе диковинными когтями, браслеты привычно звенели, а она всё ускоряла шаги, так что скоро стало просто невозможно уследить, и ничего не видела перед собой, обводя безумным взглядом стены, поднимая вихрь медных искр, каждый раз встряхивая лохматой гривой…
Меор покачал головой. Может, тот урос был прав? Может, всё происходит чуть быстрее, чем они, умники-предсказатели, рассчитывали? Может, дракон уже вырос и вот-вот проклюнется сквозь хрупкую скорлупку человеческого тела? Скоро, очень скоро? И никто не сумеет удержать его? Никто?