Страница 23 из 83
Ярренвейн, не привыкший подчиняться кому бы то ни было, не сразу понял в какую упряжь впрыгнул добровольно. Впрочем, Асхэви быстро ему всё разъяснил.
Ярн Тсэя не врал и не заблуждался – после поражений и потерь имя Хранителя Кеории уже не вызывало такой беззаветной любви как ранее. То есть заслуги его признавали, таланты ценили и изгонять в болота Ан-рад-Шиерры вовсе не собирались, но – прежней веры не было. Огонь погас. Из символа свободы и чести Кеория превратилась в обычную раздираемую внутренними противоречиями страну. Да, Элир Асхэви ещё был способен вернуть всё к прежнему, добунтовому состоянию, но вот мечтать об Аэнне более не приходилось. Ярмэйн же волею судеб оказался потомком древнего нортийского рода и вместе с тем сыном бродяги-аэнийца Хэсэллы, неведомым ветром занесённого в Восточные Горы и ставшего кровным побратимом Хэммира мирд Эйрта идх Сеоннэ, одного из самых непримиримых кеорских вождей. Это означало, что предназначение его было определено ещё до его рождения – будь у четы Ярренвейнов ещё сыновья, можно было бы отвертеться, но последний дар Дира Хэсэллы беззаветно любящей его супруге оказался девочкой – Кэнлеей, воспитывать которую взялась всё та же аора Алэна. Эро же должен был ни много, ни мало наследовать Астариэнну, а так как Хранителя Кеории выбирали – он был обязан заслужить эту честь, быть её достойным. Пока жив был Дир Хэсэлла, можно было надеяться, что он сумеет воспитать сына, ярн Морэллин вызывал сомнения, но был не безнадёжен, теперь же дела вовсе пошли на самотёк и Элир Асхэви этого так оставить, разумеется, не мог. Так что Ярренвейн, думая, что сбегает от бдительных очей нортийских ярнов, угодил в ещё более жёсткую переделку – в железные лапы Астариэнна. Жизнь в Ингилоре оказалась совсем не лёгкой, но и скуки, порой сводящей его с ума в Крыле Дней, ждать пришлось довольно долго. Асхэви взялся учить его всему – тому, что знал и умел сам и даже чего не знал и не умел – приглашая наставников издалека.
…Ярренвейн - занят. Он стремится одновременно ускользнуть от бдительной опеки и оправдать возложенное на него доверие. Наставники любят его за острый ум и терпеть не могут за злой язык и полную, совершенную безответственность, которую Астариэнн, посмеиваясь, называет непредсказуемостью и исподтишка поощряет. Ярренвейн – безусловный вожак стайки самых отъявленных ингилорских сорвиголов, его одинаково легко принимают и нортийцы, и аэнийцы, и кеоры, как и надеялся Хранитель, Арамано – свой для всех. При этом сам он не ощущает своей принадлежности к какому-либо народу, а потому может (на взгляд Астариэнна) быть выше их многолетних дрязг и разборок.
От отца Арамано остался конь – белый, чёрногривый Нэймари, которого сам он называет Ниммиррин. Мало у кого из его сверстников есть такой: древней, редкой породы, о которой даже упоминается в сказаниях времён Нортайи. Арамано носится верхом по каменистым тропкам Ан Тир, пропадая по нескольку дней, ночует под открытым небом, добирается до берегов Антиннэ, Великой Реки.
Глоток шестой. Пряный.
… её зовут Риэла. Риэла-ведунья. Ей неведомо сколько лет: узкое лицо с огромными глазами и худощавая фигура могут принадлежать как девочке, так и зрелой женщине; впрочем, незнакомцы и за мальчишку её принимают порой – издалека даже часто. От неё пахнет травами и костром, её дом – хижина на утёсе, неподалёку от пастбища, куда ингилорцы выпускают лошадей. У неё нет ни родителей, ни мужа, но дом её всегда полон детворы. К ней приносят малышей матери – кто лучше Риэлы разберётся с ночными страхами и больными животиками? К ней приходят те, кто постарше – послушать сказки, рассказывать которые она мастерица, поиграть и побегать, а то и научиться чему-нибудь новому: мальчишки – строить лодки и хибарки-шалаши, лёгкие и удобные, чтобы можно было переносить на другое место; девчонки – ткать да вышивать «не по-нашему», диковинные узоры, странные картины; особо приглянувшихся ей чем-то она ещё учит лечить…
- Зачем мне? – пробует поначалу удивляться Ярренвейн, наследник и преемник.
Она улыбается загадочно.
- Вот когда узнаешь, тогда и поблагодаришь.
- А если не узнаю? – упрямится он.
Она пожимает плечами:
- Тогда благодарить, конечно, будет не за что.
С ней трудно спорить – куда труднее, чем с мечущим громы и молнии Астариэнном. Риэла-полукровка просто не замечает – так, что получается, что спора вроде бы и нет.
Арамано смешивает в ступке нужные травы, бормочет заговоры, варит отвары и читает старые записи Риэлиных предшественников – на малопонятных языках, похожих на те, которым учит его Астариэнн и других совершенно. Риэла им довольна: если бы мальчишка не был Ярренвейном и воспитанником Хранителя, она сделала бы из него настоящего целителя, она часто говорит об этом, и её признания приятнее похвалы других учителей.
Глоток седьмой. Отравленный.
…Льят - давняя традиция горцев, которую постепенно переняли все кеорийцы. Так называют поединок, в котором сходятся два бойца, вооружённые шадами - длинными кеорскими ножами. Противники кружат по специально огороженной площадке, пытаясь достать друг друга – «оставить след», не нанося серьёзных увечий. Как правило, наносятся рассекающие кожу царапины, некоторые умельцы прядь за прядью срезают волосы. Вызвать на Льят можно только равного тебе или более опытного бойца – уже не раз доказавшего своё превосходство в боях с другими, поэтому мальчишки к этой забаве допускаются: умелый воин легко заставит дерзкого юнца не только признать своё поражение, но и выразить желание чему-то поучиться. За поединками же «равных» - наблюдать просто захватывающе: птицами парящие фигуры то убыстряющие движения так, что нельзя различить невооружённому глазу, то замедлящиеся словно в странном ритуальном танце.