Страница 164 из 187
— Холодильник? Это кладовка. А где еще его хранить? Он бы отогрелся и начал вонять.
— И правда, — я тяжело вздохнула и приблизилась к столу, на который взгромоздили здоровенный сверток.
Кое-как распутав тесемки закоченевшими пальцами, я недолго подышала на них, чтобы вернуть чувствительность хоть частично, и отбросила ткань. Вдох прервался на середине.
— По лицу его теперь не узнать, — от холода в голосе эльфа температура, кажется, упала еще на пару градусов ниже. — Разве что по татуировке.
Дрожащей рукой я коснулась ледяной шеи и пальцем проследила путь извивающейся лозы.
— Мне так жаль...
— Знаю, — прервал Иорвет. — Тебе свойственна жалость ко всем подряд и однажды это будет многого тебе стоить. А сейчас помоги сделать так, чтобы обо всем пожалел этот чертов ублюдок.
Я кивнула и, не рискуя касаться обезображенного лица, опустила ладонь на грудь.
Удовольствие. Много удовольствия. Тяжесть. Холод. Страх. Боль. Много боли. Беспомощность. Ужас. Отчаяние. Смирение. Холод.
Я шарахнулась назад, чуть не запуталась в собственной юбке и тяжело задышала, вдруг оказавшись в захвате чужих рук.
— Все так смутно, — я вцепилась в руку эльфа, чтобы не позволить отпустить себя. — Так быстро и только ощущения. Туман... Он ничего не видел. Мне жаль, снова ничего полезного...
— Ты пыталась.
— Есть одна вещь... Не знаю, имеет ли она значение теперь, через пять месяцев, но... В тот раз, когда я осматривала тело с Геральтом, мы нашли кусок лезвия в ране. Скорее всего, он уже давно сменил оружие, но мало ли что...
— Спасибо, — он все же отстранился. — Иди домой.
***
Конечно же, я бы просто напросто не была собой, если бы послушно отправилась домой. Я брела по улице, время от времени едва избегая столкновения с редкими прохожими и пытаясь понять, как мне следует поступить. Боже, и зачем только меня во все это втянуло... Всю свою жизнь я была уверена, что создана для чего-то великого, что моя жизнь ну никак не должна стать чем-то банальным, чем-то совершенно обыденным. Как у всех. Я должна была взбираться на отвесные скалы с минимальной страховкой, выслеживать смертельно опасных зверей ради одного единственного снимка, отправившись в магазин за молоком срываться и уезжать в другую страну без вещей и почти без денег, с палаткой и банкой консервов в рюкзаке отправляться в давно заброшенные поселения... Да, вот это было по мне. Ну, по крайней мере, так я считала около двадцати лет. Унылая реальность оказалась чуть иной. Теперь мне хотелось именно того, банального и обычного. Дом, любимого рядом, детей и покоя. Никаких войн, коварных чародеев, жестоких королей и кровавых убийств. Вот так вот, просто и банально, как в тайне — или не всегда в тайне — мечтает почти любая девушка. Хотя, конечно же, не каждой удается осуществить нечто подобное в средневековом городе, где сосуществуют люди, эльфы, краснолюды и низушки под правительством драконицы-перевертыша. Да еще и в качестве избранника заиметь преступника, за удовольствие получить которого в свои пыточные камеры передрались бы палачи со всех окрестных государств...
Я остановилась, только сейчас начиная соображать, где вообще очутилась за своими раздумьями. А потом невольно ухмыльнулась и сбежала вниз по ступенькам. Вот оно, место, где в непогоду собирается львиная доля жителей. План созрел в голове незамедлительно.
Тяжелая дверь поддалась легко, не скрипнув ни одной добросовестно смазанной петлей. Я едва сдержала блаженный стон, когда царившие в помещении трактира тепло и духота окутали меня со всех сторон. Пробежав глазами по галдящей разношерстной толпе посетителей, я нашла нужный стол и двинулась прямиком к нему.
— Доброго вечера, маэстро.
Обходительно, но крепко держащий за руку отчаянно пунцовую девицу лет восемнадцати Лютик вздрогнул, прервав свою оду очевидно ее бездонным глазам, и повернулся ко мне. Девица моментом воспользовалась, чтобы выскользнуть из бардовского хвата и припустить на кухню, не отрывая бездонных глаз от пола.
— Гвиневра, — обиженно начал Лютик, — я готов простить тебе практически все, но не почти готовую прелестницу семнадцати лет!
— Постарше найди, — отбрила я, усаживаясь рядом. — Тебя скоро за всех перепорченных девушек камнями закидают и из города вышлют. Хотя до меня дошли слухи, что ты и сам намерен нас покинуть. Это правда?
— Увы, голубка, — забыл про свою обиду бард, — абсолютная правда. Ты сама понимаешь, я творец, преданный служитель муз. Долгое сидение на одном месте вгоняет меня в неописуемую тоску, как бы чуден и самобытен не был этот город. Но, разумеется, покину я его не раньше, чем заполучу огненный локон с головы спящей после долгой ночи нимфы...
— Лютик, умоляю, — я поморщилась. — Поимей совесть, ты не о шлюхе какой говоришь.
— Ну разумеется, не о шлюхе! — вскинулся бард. — Разуй глаза, Гвиневра, эта женщина совершенство! Эта царственная осанка, круглые бедра, и, в конце концов, эти упругие грудки. И уж можешь мне поверить — я хорошенько наблюдал! — обо всяких хитрых бабских конструкциях, что поддерживают все да приподнимают повыше там и речи не идет! А уж темперамент... Эта холодная оболочка островов и определенно бушующая внутри имперская лава...
— Лютик! Она мне почти как мать!
Не на шутку разошедшийся менестрель растерянно закашлялся.
— Лучше мне вот что скажи, — быстро начала я, пока он не решил красочно описать мне еще и круглый зад Астрид. — Как ты относишься к идее наведаться со мной к суккубше?