Царство равных

- Да ну! Это же фэйк всё! Там ни лица, ни голоса нормально нет – искажения сплошные. Столько, мол, народу сняло и у всех такие плохие картинки? Брось ты чушь пороть сам-то. А до того ангелы по проспекту Победы лётали – тоже веришь?

- А в россказни крысы бумажной ты веришь?

- Да. А на компьютере сейчас всё что угодно нарисовать можно!

- Ангелов ты воочию видел?

- Я – видел!

- А что они на Котлине делали, знаешь?

- Ты же их не видел!

- А мне рассказал солдат, что там был, когда они «лётали» - говорит, рубили всех подряд твои ангелы: и демонов, и берсерков, и людей! Что? Не слыхал про такое? А вот! Мы с ним на соседних койках лежали – он, когда выписывался, показал, как его мечом Божьим огрели.

Кирилл умолк, не зная, что ответить.

- Может они ещё и убили пару ангелов? – Всё же поинтересовался он.

- И не одну пару. Только эти загорались тут же, как только об землю прикладывались, и пышели таким жаром, что забудьте здравствуйте! Он же мне рассказывал, видел, как парнишу демон на такого подбитого толкнул – тот в секунду обгорел. Не знаю, выжил или нет, правда.

- Ой, ладно. Пустой разговор. Столько дезинформации  распространили, что теперь не поймёшь, кто прав, кто виноват, кто ангел, а кто демон.

- Так и чего же ты споришь? Сам-то что людям втираешь? Не басни ли от бухгалтера своего?

- Я ангелов сам видел!

- Да и что с того? Ничего же кроме этого-то ты не видел и не знаешь.

Кирилл пнул камень, так некстати лежавший на его пути, тот пролетел пару метров и прошелестел в придорожные кусты, которые давно были вполне себе дорожными.

Местность становилась всё более дикой и кажется, что вскоре эта дорога, по которой, судя по следам, кто-то всё-таки ездит, превратится в лесную тропинку.

Шёл седьмой день их пешего марша по забытой дороге в сердце сибирских лесов. На горизонте всё чаще проглядывал небольшой горный хребет.

Глава 2

Срединный мир, ОРД,

Псковское эвакуационное поселение №3

- Ну что, опять?

- Влад, ну я же для себя. Никому не продаю, один по-тихому травлюсь.

- Да не в том дело, что ты один травишься. Ты законы знаешь не хуже меня – третий раз тебя уже ловлю на этой ерунде. Я тебя прикрываю ещё, дурака, а другой кто пронюхает, и поедешь ты в казённый дом. Оно тебе надо?

- Влад…

- Ну что «Влад»? Шекс, это не дело. У тебя семья, в конце концов, – на тебе же сейчас всё держится. Не дури, в последний раз говорю.

Шекспир почесал изрядно отросшую щетину. Мешки под глазами не давали толком открыть глаза, но и так было видно, что белки пожелтели – печень не справлялась. Попытка подняться не удалась.

- Значит, слушай меня. Сейчас я уйду и запру тебя здесь. Вернусь завтра вечером, как раз малость протрезвеешь. Вот еда. Поешь хоть…

- Влад, на что я тебе сдался?

- Я не знаю, на что вы мне все сдались – сердце кровью обливается, когда вспоминаю, какие  вы были, и что спустя пять лет стало.

- Пять лет назад…

- Знаю-знаю, смысл в жизни был, а теперь не стало. А стало быть, и жить ни к чему? – Влад поднял голову Шекса так, чтобы их глаза встретились. – Кристина-то тут причём с Сашкой? Она всё понимает, но у всего предел-то есть. И я тебе морали читать не буду всю жизнь. Зайду как-нибудь, а ты здесь в луже блевоты и дерьма вверх пузом – отличный финал жизни. И красивый, хоть икону пиши.

Шекспир, потупив глаза в пол, молчал.

- До завтра, Шекс…

Тот промолчал, лишь чуть  вздрогнув от грохота хлопнувшей двери. Когда шаги Цепеша перестали быть слышны в коридоре, он кинул взгляд на самогонный аппарат, который Влад снова нашёл здесь. Распитие спиртных напитков на рабочем месте – штраф, изготовление/распространение – арест до трёх лет. Влад часто это повторял. Особенно когда первый раз увидел то, что увидел.

Медленно Шекспир сполз с шаткой табуретки и сел на пол, упершись в угол котельной, где работал вот уже третий год. Котельная снабжала теплом три дома и школу, его обязанности были невелики – следить, чтобы всё было в норме, делать пометки в табелях и так далее – рутина.

Поначалу было действительно хорошо, но позже всё стало меняться, становиться серым, безвкусным и унылым. На тот момент прошёл всего год с потери Петербурга.

Жизнь немного реанимировалась, когда он решил сделать предложение Кристине, вышло далеко не так романтично, как он хотел и мог, но она согласилась. На несколько месяцев вновь жизнь приобрела смысл. Потом появился Сашка – это был последний раз, когда Шекспир радовался и от души улыбался. Он дни и ночи проводил около ребёнка, Кристина даже чуть ревновала.

Но и это вскоре затухло. Приходя со смены, он, как порядочный семьянин, обнимал жену, долго смотрел, как его сын спит в кроватке, а потом ужинал и ложился спать. Очень скоро Кристина поняла, что её муж ходит в «маске» счастья. Они разговаривали на эту тему, но он так и не признал, что теряет интерес к жизни. Он и сам это не осознавал так остро, как оно было на самом деле.

Тогда и появились первые вестники депрессии, апатии, отчуждённости. Схему аппарата он достал в интернете, первый опытный образец собрал на работе в подвале – получилось вполне сносно. Первый раз попробовал свой продукт на следующую смену – качество пока хромало, но необходимый эффект присутствовал.

Поначалу Шекспир старался не перегибать палку, от смены к смене лишь немного заливая в себя эликсир счастья. Позже его стало нужно куда больше, так как той дозы, что он придерживался, стало не хватать. И чем дальше, тем больше. Свелось всё к тому, что приходя на работу, он за час напивался в дрезину и спал до её окончания. Его сменщик был глуховатый и слеповатый дед и не замечал того, что парень порой едва держался на ногах, когда уходил с работы.