Страница 5 из 128
Олег посмотрел на него и, кивнув, ответил:
- Слушай.
Кронштадт
5 лет назад
В небе над лежащим навзничь телом появились вертолёты. Вскоре по лицу хлестнул ветер из-под лопастей винтов.
Человек слегка раскрыл глаза.
Трудно было понять, с какой скоростью течёт время, ему то казалось, что вокруг него мельтешат тени, то словно время останавливалось, и он следил, как внезапно остановившийся рядом человек медленно делает один шаг, затем второй… Так продолжалось некоторое время.
Его подняли на носилки и понесли в вертолёт. Там над ним склонился кто-то, видимо доктор, и посветил ему в глаза фонариком, что-то пытался у него выяснить, но ничего не получилось. Человек ничего не слышал.
Когда он оказался в Шлиссельбурге в лагере эвакуации, то лишь на третий день нахождения там он смог расслышать что-либо. Мысли начали впервые обретать смысл. А первой мыслью, от которой он вскочил с постели, была «Кто я?».
Совершенная пустота, белый лист – ничего. Он помнил только последние несколько дней, да и то не сказать, что чётко.
После общения с доктором стало ясно, что это, видимо, последствия контузии. Все симптомы указывали на это.
Чувствовал он себя меж тем вполне хорошо. Если вычесть, что его порой тошнило, то он был полностью здоров. Также он поначалу не мог нормально ходить, вестибулярный аппарат с ума сходил, его тут же клонило вперёд, и он падал на колени – это прошло за несколько часов. Ни ран, ни ссадин на нём не было. Порой ему казалось, что с его спиной что-то не так, словно там чего-то не хватает – доктор объяснил это всё тем же диагнозом. Эти «фантомные боли» вскоре улетучились.
Доктор надеялся, что память вернётся, либо постепенно, либо что-то послужит толчком – безымянный человек ждал.
Лагерь сворачивали. Людей делили на группы, которые вскоре начнут покидать Шлиссельбург. Правительство в несколько дней организовало три больших палаточных лагеря при трёх крупных городах. Так как Санкт-Петербург потерян, то людей нужно где-то поселить. Пока лето – это будут палатки, ближе к зиме заверяют, что успеют построить более годное жильё.
Начались массовая регистрация и распределение.
Воспоминания не возвращались. В какой-то момент к нему пришли люди и решили, что пока память не вернулась, всё равно его нужно как-то оформить. Фамилию придумали быстро – Котлин, в честь острова, где его нашли, имя дали того врача, который его вёл, а отчество написали первое попавшееся. Дату рождения так же написали на глаз, день и месяц – дата его обнаружения во время эвакуации гражданского населения с Кронштадта. Так и появился Котлин Олег Иванович.
Его определили под Великий Новгород.
Будни в лагере первую неделю были довольно однообразны. Пусть правительство позаботилось о палатках для всех, а вот с подводом коммуникаций и снабжения было поначалу сложнее. По истечении ещё пары недель и это наладили, однако очереди за водой и едой были бичом Новгородского Петербурга ещё пару месяцев.
В километре от лагеря беженцев строили общежития. На вид они были вполне пригодны для жилья. Переселить людей до морозов успели, но тогда-то и выяснилось, что на первый взгляд люди ошиблись в оценке. Как говорится, «дуло из всех щелей». Были жалобы, крики, демонстрации – где-то до весны. Конечно, всё, что можно было, утеплили, но сделать из общежития цивильное жильё так и не получилось.
Олег так и оставался Олегом. Никаких воспоминаний так и не случилось.
Поняв, что ждать у моря погоды нет смысла, он решил жить насколько получится. Первым шагом стала работа, которую в лагере предлагали каждый день, большими зарплатами не манили, но трёхразового питания для многих было вполне достаточно. Когда предложили строить третью очередь лагерного жилья, он согласился.
Третьей очередью должны были стать большие многоквартирные дома. Это уже не общага, где приходилось многим спать в той же одежде, в которой они ходили зимой на улице.
Профессиональных навыков у него не оказалось, да и руки отказывались что-либо вспоминать, зато запоминали очень хорошо. Он словно ребёнок впитывал всё, что слышал, видел, делал.
Спустя полтора года, когда первый из десяти огромных домов был завершён, Олег стоял на его крыше и смотрел на восток. Лишь на высоте почти сотни метров у него впервые промелькнуло что-то новое в голове. Он совершенно точно понял, что его дом на востоке. Где-то очень далеко на востоке. Единственный образ, который он смог позже вспомнить, это беспрерывная гладь лесов. Он словно видел её с большой высоты, летел над ней. И огромный гранитный блок, лежащий на боку среди леса. Это всё, что он смог вспомнить. Но это стало первым шагом к его прошлой жизни.
На этой крыше он проводил потом почти всё свободное время, ему казалось, что если однажды случилась вспышка памяти на высоте, то, может быть, и вторую стоит ждать там же. Но больше ничего не вспоминалось. Жизнь продолжалась. И всё чаще он проживал её, склонившись над картой ОРД и усердно надеясь, что глаз сам зацепится за искомое место. Этого тоже не случалось долгое время. Пройдясь ещё раз по воспоминаниям, он решил, что столько лесов, сколько он видел, может быть только в Сибири.
Подробные карты было легко посмотреть в интернете. Проглядывая их одну за другой, рассматривая спутниковые карты и прочие материалы, что с лихвой находились в мировой паутине, он не смог найти ничего, что хоть как-то отозвалось в душе. Уже почти разочаровавшись, он наугад приблизил одно место на карте Сибири, чуть севернее города Красноярска, и ему показалось, что он это место уже видел. Но не здесь, сидя за компьютером в городской библиотеке Новгорода – нет, он ясно осознал, что видел это место вживую. И точно так же – с высоты.