Право выбирать

Он толкнул тяжелую створку и первым вошел в большой холл, не придержав дверь. Виктана с каким-то отупением следила за ее медленным движением, потом, словно во сне, сделала шаг и последовала за мужчиной. Дверь закрылась за ее спиной с глухим щелчком, отрезая от привычной жизни. Танцовщица вздрогнула и снова обхватила себя руками, а потом поспешила догнать Фелона, направившегося к вставшему при их приближении дежурному. Мужчина в темно-синей форме внимательно выслушал молодого человека, затем посмотрел на Виктану. Девушка удивилась, не заметив в его глазах ожидаемой брезгливости и презрения, только понимание и легкое сочувствие. Так смотрят на умирающих.

– Спасибо за проявленную бдительность, – наконец произнес дежурный, обращаясь к собеседнику, – зайдите в третий кабинет и заполните форму. Сверните в этот коридор, – он указал рукой направление.

– Фелон, – имя сорвалось с ее языка вопреки желанию. Это была потребность, просто услышать его голос, такой любимый…

– Даже не смей, – бывший жених крутанулся на месте. – Просто забудь! И ты молчала!

– Я не знала! – теперь она рыдала в голос. – Сегодня…

– Дрянь, – сильная пощечина обожгла ее щеку и отбросила на пол к столу дежурного.

– Хватит! – жесткий командный тон в миг отрезвил парня. – Она не виновата.

Фелон не ответил, просто повернулся спиной и ушел.

– Давайте руку, – послышался над девушкой голос мужчины в форме, теперь он звучал куда мягче. Но сил подняться у нее не нашлось.

Служащий терпеливо помог ей встать, буквально вздернув на ноги. Сам, придерживая и не давая снова упасть, отвел в нужный кабинет и усадил там, на стульчик в углу. Виктана плакала, ничуть не скрываясь, всхлипывая и размазывая слезы по лицу. Она не видела, когда ушел дежурный, не слышала, о чем говорили Фелон и хозяин кабинета. Ее о чем-то спрашивали, но она лишь мотала головой и продолжала рыдать, захлебываясь слезами. Горло сжало спазмом, воздуха не хватало.

Еще одна пощечина обожгла не хуже раскаленного железа, но истерика прекратилась. Танцовщица подняла глаза на немолодого мужчину в строгой темно-серой форме. По всей видимости, это был хозяин кабинета.

– Девушка, я сейчас задам вам несколько вопросов, постарайтесь ответить на них предельно четко и правдиво, – попросил он.

Виктана заставила себя кивнуть. Сделать это удалось через силу, словно за эти полчаса она разучилась управлять собственным телом. Затем глянула на Фелона и снова зарыдала.

– Выйдите, – скомандовал мужчина ее бывшему жениху, мгновенно разобравшись в причине неадекватного поведения молодой ведьмы.

Девушка даже не знала, как отреагировал на этот короткий приказ молодой человек – просто не видела. Сейчас ее мир состоял лишь из цветных пятен и размытых контуров.

– Возьмите, – ей в руки что-то впихнули и помогли поднести к губам. «Стакан с водой!» – догадалась танцовщица, делая первый судорожный глоток. Часть воды пролилась на сарафан – руки тряслись.

Вопросы были простые: имя, возраст, семья, род занятий. Она коротко отвечала. Услышав, что ей уже восемнадцать, мужчина задумался. Инициация чаще всего происходила с наступлением совершеннолетия, лет в шестнадцать, иногда раньше. Позже это случалось очень редко, в такой ситуации пробуждение магических сил обычно провоцировало какое-то необычное происшествие. Услышав этот вопрос, девушка опять зарыдала, заставив мужчину устало вздохнуть. Терпеливо дождавшись, пока  ведьма хоть немного успокоится, он заставил ее выпить еще воды, предварительно накапав туда успокоительного. Наконец прояснив для себя ситуацию, служащий сделал какие-то пометки в документах и позвонил в колокольчик.

– Пристав, сопроводите ее в камеру, – ровным голосом произнес мужчина.

Уставшая от рыданий Виктана покорно встала, когда вошедший служащий в синем взял ее под руку и повел за собой. В камеру так в камеру. Выплакавшись до полного изнеможения, девушка впала в апатию и мало реагировала на происходящее вокруг. Мимо стоящего в коридоре Фелона прошла, даже не заметив его.

– Она ни в чем не виновата, – сообщил блондину работник Департамента. – Зря вы так, девочка и без ваших криков испугана.

– Если бы я только знал, – презрительно прошипел молодой человек, – я бы никогда не прикоснулся к ней.

– Она вполне может оказаться люмерой, так что не спешите от нее отказываться.

– Это ровным счетом ничего не изменит, – отрезал блондин. – Не хочу больше слышать об этой дряни.

 

 

Виктану завели в какую-то комнатку и посадили на стоящую у стены кровать. Сколько она так просидела, глядя на закрывшуюся за спиной пристава дверь, девушка сказать бы не смогла. В какой-то момент молодая ведьма поняла, что не просто бездумно пялится в одну точку, а взгляд медленно скользит по помещению. Она оказалось в небольшой квадратной комнатке, чистой и опрятной. Из мебели были лишь кровать, стол и стул, в дальнем углу примостились все необходимые удобства. И если бы не прикрученные к полу ножки, можно было бы предположить, что это номер в недорогой гостинице в одном из районов города, где проживали люди со средним уровнем достатка. Вот только забранные решетками небольшие окна и массивная дверь с этим представлением не вязались.

Танцовщица забралась на кровать с ногами, обхватив коленки, и уткнулась в них лбом. Каменная кладка стены холодила спину, но оторваться от опоры Виктане показалось чем-то непосильным. Из нее словно вынули все кости, такой безвольной и бессильной она себя ощущала.

Этот вечер был самым счастливым в ее жизни. Самым, потому что вместе с ним закончилась и сама жизнь. Все, что она тщательно, по крупицам выстраивала, сколько себя помнила, исчезло в один миг, оказавшись фикцией, миражом. Больше не будет танцкласса, улыбок ее девочек-учениц, расшитых блестками концертных платьев. Не будет маленькой квартирки в доходном доме у старого бульвара, дымчато-серых ирисов и кофе с ванилью. А еще не будет его. Того, кому она вручила самое дорогое, что у нее когда-либо было – саму себя. Это было как желание потрогать шатающийся молочный зуб, когда прекрасно знаешь, что ничего приятного не испытаешь. Нечто подобное ощущала и Виктана, попытавшись вспомнить, каким изумительно красивым и нежным был сегодня Фелон. Но перед глазами раз за разом появлялась картинка его перекошенного презрением и яростью лица и занесенной для удара руки. Щека горела, а в душе поселился холод. Впрочем, сейчас она была почти рада этому странному чувству омертвения и апатии, ведь боль тоже притупилась, отодвинувшись на задний план. Мир размылся, будто она смотрела на него сквозь толстые стенки аквариума, но это было не из-за слез – она выплакалась, пожалуй, на десяток лет вперед. Холодная рука, сжимающая сердце, забирала из мира звуки и краски. Все вокруг замерло, ни движения, ни шороха. Как и внутри.