Страница 9 из 44
…И кто знает, чем бы это кончилось, не попадись Женьке на глаза объявление в газете: «Белый маг поможет решить ваши проблемы, очистит ауру, восстановит энергетику» - прочитала Женька и задумалась. Про ауру она ничего не знала, чем её чистят – тем более. Энергетика – это что-то с машинами связано, это ей не надо, машины у неё нет. А вот проблемы решить – это она согласна, ничего в том нет плохого, если ей подскажут, что делать. Белая магия не чёрная, а за спрос денег не берут.
С последним она, конечно, ошиблась – деньги пришлось выложить немалые. Как оказалось, она заплатила не зря… Сидела, раскрыв от удивления рот, а женщина-маг подробно расспрашивала её обо всём, что с ней случилось, что было не так… А после и не расспрашивала – сама за неё говорила за неё, а Женька, выращив глаза, очумело трясла головой, подтверждая: «Да… Да… Так всё и было, Вы-то откуда знаете?!»
Белый маг, не отвечая на заданный ей вопрос, перешла на ты: «Суждено тебе за чужие грехи расплачиваться, а за чьи – сама, верно, догадываешься. Не могу сказать, не вижу».
- Неужели… Да не может этого быть! – охнула Женька. – Это ж… мама моя! Говорили про неё в деревне всякое, да я не верила, мать ведь она мне! Она с Олькой моей всё лето нянчилась… Что бы я без неё делала! Олька на её руках выросла. Да и меня она всегда привечает, как приеду – от себя не отпускает, не надышится, – втолковывала магу Женька, отводя от матери беду, отметая подозрения. А сама уже знала: она это. Больше некому.
- Часто она с тобой рядом садилась? Обнимала тебя? В глаза смотрела? – допытывалась женщина-маг. И Женька кивала потерянно…
Антонида любила сидеть вдвоём с Женькой на старом продавленном диване, подолгу не отпуская её от себя. «Мам, я ж не сидеть, я работать приехала!», - Женька порывалась уйти, но Антонида всякий раз её удерживала: «Да погоди, куда ж ты бежишь от меня? Посиди со мной маленечко, Женюра!» Обнимет за плечи и всё говорит, говорит, а у Женьки глаза закрываются, словно не утро сейчас, а вечер поздний, так ей спать хочется...
Ноги будто не её делаются – тяжёлые, непослушные, и слабость накатывает – откуда взялась? А мать всё говорит и говорит, говорит и говорит… А после встанет и пойдёт по хозяйству шуровать, и всё у неё спорится, работа от рук отлетает. А Женька весь день как варёная, всё через силу делать приходится, словно не грядки полет, а камни тяжёлые ворочает.
Страшная правда открылась Женьке: её, Женькиной, жизнью платила мать за безбедную, благополучную – свою и Галькину с Колькой жизнь. Чтобы обходили их напасти и несчастья, чтобы всё у них было хорошо. У них и было – хорошо, а у Женьки не складывалось. А иначе не получалось – кто-то же должен платить за безбедную эту жизнь. И родила Антонида Женьку – от мимоезжего командированного, о котором забыла давно. И пила из неё силу, и сама той силой полнилась.
От мага Женька услышала, что существуют такие люди – энергетические вампиры, или фаги. Сядет фаг с тобой рядом, разговор заведёт, в глаза тебе глянет – и ты будто околдованный сделаешься, сидишь как во сне, слушаешь. Фаг с тобой говорит, а сам жизнь из тебя сосёт, по каплям тянет. Фагу хорошо, а ты ходишь весь день разбитый и всё понять не можешь, откуда такая усталость навалилась, уставать вроде бы не с чего.
Это если один раз. А если с фагом часто так сидеть – беда случится! А со стороны поглядеть – самый обычный человек, и собеседник приятный, и говорить с ним хочется. Интересно с ним!
Неопровержимые доводы
Обо всём рассказала Женька Ритиной матери, ничего не утаила, вывалила всё.
- А я всё думаю… Ведь как ни приеду, мать посидеть просит. Сядет рядышком и всё говорит, говорит. А после работает как заведённая весь день, а я как неживая… Это она у меня силы забирала! Жизнь из меня вытягивала, – рассказывала Женька двоюродной сестре. – А мне ещё Ольку на ноги ставить… Меня ей не жалко, так хоть внучку пожалела бы! – Последние слова Женька выкрикнула уже плача и уткнулась лбом в сестрино плечо.
- Да что ты мелешь, Женька, опомнись! О матери такое разве можно говорить? Ты подумай головой своей бестолковой, не могла она у родной дочери…
- Могла! Могла! – захлебнулась криком Женька. – Родная… Я у неё хуже всех была, хоть и младшая, младших всегда больше любят. А я как ни старалась – всегда «плохая». Галька что ни натворит, ей всё прощала, а меня наказывала – всегда, за всё. Хворостины из рук не выпускала. А отец молчал, как будто его не было. Да какой он мне отец…
А Колька – чего только не выделывал! У Никулиных горох воровал, поломал весь. У Семёна хромого ночью все яблони обтрясли – Колькина работа. Всего и не упомнишь… А дрался как! Она хоть раз его тронула? – Всё он у неё «дитёнок» да «пострелёнок», в любимчиках ходил.
Он вон – пьёт, не просыхает, а я водку вожу ему и денег не беру, лишь бы к матери лишний раз приехал. И опять я у неё плохая. Зачем, грит, ты её таскаешь, водку эту треклятую? А без водки Колька и не вспомнит, что огород копать надо, картоху сажать надо!
Напрасно Вера Сергеевна убеждала сестру, что она всё придумала и наговаривает на мать, а Галя с Николаем в деревне работают не меньше Женьки. Та стояла на своём. По женькиному выходило, что матери помогает только она, работает с утра до вечера, а Галька приезжает с подружками погулять да позубоскалить. А Колька – выпить дармового Женькиного спирта, да с собой увезти.