Страница 33 из 44
На кладбище было солнечно и заметно пригревало. Словно кто-то незримый, заботясь о людях, которые спали здесь вечным сном, наполнил их последний дом тихой радостью и светлым покоем. Кругом росли высокие раскидистые берёзы. Их крепкие стволы цвета белого шёлка поднимались в небо, словно гигантские колонны античного древнего храма, и там, в вышине, увенчивались резными изумрудно-прозрачно-зелеными капителями листвы.
Коринфские, – мгновенно определила Рита. Зачёт по истории искусств она чуть было не провалила, но ухитрилась сдать. В Ритиной бедной голове непостижимым образом уместились все тринадцать томов Малой истории искусств под редакцией А.М. Кантора (двадцать семь томов Большой – не уместились). Коринфский архитектурный ордер – один из трёх греческих архитектурных ордеров – известен как вариант ионического ордера, более насыщенный декором: колоколообразная капитель с двумя рядами стилизованных листьев аканта (восемь нижних, помещённых над астрагалом, и восемь верхних); абака с вогнутыми сторонами; лилейки из цветков и розеток…– вспоминала Рита.
Коринфский ордер изобрёл скульптор Каллимах из Коринфа (отсюда и название), живший во второй половине пятого века до нашей эры. Об этом рассказывает древняя легенда: прогуливаясь по кладбищу, Каллимах увидел на могиле недавно умершей девочки принесённую кормилицей корзину с её вещами, которую оплели листья буйно растущего аканта. Эта корзина и стала прообразом капители нового ордера – коринфского, а сам ордер назвали девичьим, в противоположность дорическому (символизирует аскетичность зрелого мужчины) и ионическому (повторяет характерную прическу греческих женщин).
Лезет же в голову всякая всячина! Обыкновенные берёзы… Или необыкновенные? – Рита запрокинула голову, любуясь представшим перед ней древним храмом. История искусств говорила о такой архитектуре как о далёком прошлом, а вот же она – настоящая!
Сквозь зелёный причудливый узор листвы голубело июньское небо и просверкивали солнечные лучи. Весело и звонко перекликались невидимые птицы (а может, это пели ангелы?). В розовом цветке шиповника деловито копошилась янтарно-жёлтая пчёла, раздвигала мохнатыми лапками лепестки, добираясь до сладкого нектара. Рита засмотрелась на пчелу, на игру света в изумрудной листве, испытывая незнакомое чувство светлой грусти…
Царевишна- королевишна и забор
Рита приехала в Деулино вечером. И долго стояла у бабыТониного дома, обхватив руками зелёный штакетник. Они красили его вдвоём с бабушкой прошлым летом – в два слоя, как хотела Антонида, и им не хватило краски. То есть, краски хватило на забор, а на калитку и ворота почти не осталось. Находчивая Рита вылила остатки зеленой краски в банку со старыми белилами, найденную ею на чердаке. Рита плеснула в банку олифы – белила были старые, густые, забытые когда-то Николаем и пролежавшие лет пять. Николай красил ими рамы, вот и остались… И хорошо, что остались!
Краска получилась светлая, и вышло красиво: тёмно-зеленый забор и светлая калитка. Воодушевившись, Рита докрасила ворота и остатками новой, так удачно изобретённой ею краски, прошлась вдоль забора, мазнув по верхушке каждой штакетины. Забор получился нарядный – двухцветный, и Антониде «глянулся».
- Не было бы счастья, да несчастье помогло! – смеялась Антонида, обнимая усталую Риту. – Умучилась? В сарайку иди, платье сымай. Водой обольёшься, вся усталость с тебя сойдёт, по третьему разу красить возьмёшься…
- Ба, она холодная, из бочки-то. Ты мне в печке вскипяти, я из печки обольюсь.
Бани у Антониды не было, так и мылась – в сенях, в корыте, согревая пару вёдер воды, а летом обходилась дождевой, из большой железной бочки, привезенной Николаем. Во время дождя вода сливалась с крыши и стекала по жёлобу прямёхонько в бочку. Колодезной водой грядки поливать нельзя, вредно. А людям колодезная вода на пользу, дождевая на забаву, объяснила Антонида Рите и подтолкнула в спину:
- Иди, иди… Дитятко малое, воду ей скипяти! Ольке не кипятила небось, сызмальства холодной мылась, и ничего с ней не сделалось, выросла. Чай не колодезная вода-то, дождевая. Ты колодезной-то не выдержишь, городская ты…
- Это я-то городская? Это я – не выдержу?! Давай, тащи колодезную, – распорядилась Рита.
- Ишь быстрая какая, ташши… И не стыдно. Баушка ей воду таскать будет, а она как королевишна!
Рита представила «царевишну-королевишну», принимающую «душ» из дождевой бочки в бабушкином щелястом сарайчике: расшитые алмазами и жемчугами одежды аккуратно сложены на лавке, здесь же приткнута корона и позолоченные туфельки. Царевна стоит «солдатиком», прижав к бокам руки и обмирая под водопадом холодной воды, а царевнина бабушка ворчит на неё, называя никудышной и непутёвой. Царевна, стуча зубами, второпях напяливает на себя платье с жемчугами и, нашарив босыми ногами туфли, выскакивает из сарая вон – на солнышке погреться.
«Ха-ха-ха!» – хохочет-заливается Рита, и подхватив вёдра, несётся вихрем к колодцу.
- Коромысла возьми, непутёвая! – кричит ей вслед Антонида.
- Я так донесу, я на коромыслах не умею, – отзывается Рита.
Рита улыбнулась, вспомнив, как радовалась Антонида, как гордилась перед соседями необыкновенным забором и светлой калиткой. Вот бы вышла бабушка Тоня во двор, увидела Риту, ахнула, захлопотала, бросилась в избу – печь разжигать, гостью накормить-угостить, да с дороги спать уложить…
Нет больше бабы Тони, и никто её не встретит. Не накормит. Не расспросит, как она живёт с Майрбеком, который теперь – Ритин законный муж, никто не отнимет, да и сам не уйдёт. Не всё, конечно, у них с мужем гладко, да у кого оно бывает – гладко-то? Майрбек непредсказуем. Горяч. Вспыльчив. Рита – мужу под стать, сама словно огонь, вспыхнет – не погасишь. Покорная жена из неё не получилась.