Страница 25 из 44
Это случилось в пятницу, вечером. Да что там – вечером, почти уже ночью. Рита с Верой Сергеевной ещё не ложились – смотрели по телевизору праздничный концерт. От громкого звонка в дверь обе вздрогнули. Звонили требовательно и настойчиво.
- Кто ж там трезвонит на ночь глядя? Пойди, посмотри в глазок, дверь только не открывай, – велела Рите мать.
Рита посмотрела в глазок и торопливо защелкала замками – на площадке стояла Женька с двумя объемистыми сумками-баулами (других Женька не признавала). Не отвечая на Ритино «здравствуй», Женька сбросила с ног туфли и босиком прошлёпала в гостиную, жалобно окликая: «Вера! Вее-ер? Ты где там?» Сумки остались в коридоре. Рита поспешила на кухню – поставила чайник, спешно нарезала лимон, колбасу и сыр, понимая, что с Женькой творится что-то не то. Что-то случилось…
Вера Сергеевна усадила двоюродную сестру на тахту и, присев с ней рядом, гладила окаменелые плечи, сжимала в ладонях ледяные Женькины пальцы.
- Замёрзла, да, Жень? Сейчас чай будем пить. Ужином-то кормить тебя, или ты у Ольки поела? – буднично спрашивала Вера Сергеевна, старательно не замечая Женькиных застывших глаз.
Глаза означали одно: Женька опять поругалась с дочерью и зятем. Потому и приехала.
«Хитрюшка» Олька
Олька с мужем работали в подмосковном Бужаниново, врачами в поселковой поликлинике. Жили там же, им полагалось служебное жильё. Женька к ним регулярно ездила, хотя её не приглашали. Привозила подарки и обновки маленькому Павлику, стеклянные банки с Олькиным любимым сливовым компотом, соленья и варенья (Женька была мастерица по части домашних заготовок). Погостевав у дочери с зятем, приезжала к двоюродной сестре и трещала без умолку, рассказывая о «своих».
Сегодня она была непривычно молчаливой и на все вопросы – трясла головой, то ли соглашаясь, то ли отрицая сказанное. В глазах у Женьки стояли непролитые слёзы. Вера Сергеевна достала из бара бутылку «Столичной», налила себе и Женьке. Женька враз осушила свою рюмку, налила вторую и сразу же выпила. Вздохнула длинно. И подперев руками тяжёлую голову, повела рассказ.
Олька с мужем надумали ехать в деревню. Не в Деулино, туда они вообще не ездили. – К Олькиному мужу, в Выкопань, где обретались две его бабушки и тётка, у всех свои избы, и все трое наперебой приглашали Игоря с семьёй в гости. Все трое! К кому и ехать – не знаешь!
«Значитца, в пятницу. Сёдни, значит, - обстоятельно рассказывала Женька. – Олька моя мне грит, ты к нам не приезжай. «И не привози ничего, мы к бабушке Игоря едем, на месяц, там всё есть. У неё корова своя, Павлик молочка парного попьёт, и куры у неё, яйца свои. Поросёнок тоже... Ты не приезжай, мама» – повторяла Олька.
- Что значит, не приезжай? К бабушке они поедут… Бабушку нашли! А я, значит, не бабушка? – распаляла себя Женька. – Внука от меня увезти хочешь? Правильно, зачем тебе мать-то, вырастила тебя, и ладно, и хватит с неё. Ты Павлику другую родню нашла, Игоря своего послушалась! Он тебе наговорит. Там, значит, бабушка, а я, значит, ему чужая, и тебе чужая. Что молчишь, говори, мать всё стерпит – всхлипнула Женька.
И Олька уступила. Договорились, что мать приедет к ним в пятницу, вроде не знает она ничего об отъезде. И Игорю не останется ничего другого, как взять Женьку в Выкопань.
- Я на два дня, в воскресенье уеду, не переживай, – успокоила дочь Женька. – Долго-то не задержусь, знаю, что мешаю вам.
На том и порешили.
На кривой козе
- Ну, думаю, уж на что моя Олька хитрюшка, а я её обхитрила! На кривой козе объехала! – хвасталась «победой» Женька. – Договорились вроде обо всём. В электричке ехала – смеялась до слёз! Еду и сама с собой смеюсь, вот умора-то! Спектакль с Олькой сыграем, а Игорь зрителем... Ну, думаю, устроим ему!
А устроили – мне. Приехала, а их нету. Полчаса под дверью маялась, дожидаючись. С сумками этими… А тут соседка ихняя идёт. Говорит, уехали мои-то! Утром ещё уехали, и Павлика увезли. Сказали, приедут через месяц, и ключи оставили.
Игорь исхитрился купить подешёвке старенькую «Ладу». Машина была неказитая с виду и казалось – вот-вот развалится. Но не ломалась, служила новым хозяевам исправно. На ней-то, с гордостью загрузив в багажник чемоданы и усадив жену с сынишкой на заднее сиденье, Игорь и укатил с ветерком в бабушкину деревню, посигналив на прощанье соседям.
- У них там в лесу ягод тьма, грибов – хоть косой коси, привезти мне обещались, - хвасталась соседка Женьке. Будто это её внука увёзли в Выкопань. – Везти-то не на себе, машина у них! – с гордостью заявила соседка. – А вы что же, выходит, опоздали?
Женька вспомнила, как сама напросилась ехать в Выкопань (Олька её не звала), вспомнила Олькино молчание, которое по глупости приняла за согласие… Уехали! Специально раньше уехали, вечером ведь собирались... Олькиных рук дело! Знала, мерзавка, что мать приедет, вот и уехали с утра пораньше.
- Вот дрянь такая! Знала, что мать сумки тащит неподъёмные. Тушенки пять банок, сама тушила, объедение! Сгущёнки Павлику сварила две банки, очень он варёнку любит... Конфет московских накупила, колбасы взяла два батона, – загибала пальцы Женька. – Там всё сгодится, в деревне-то. Игорь деньги-то всегда отдаёт, знает, что я их не печатаю.
Она что, деньги с них берёт? – ужаснулась Рита. А Женька продолжала перечислять, загибая пальцы:
- Ещё Павлику машинку и костюмчик шерстяной, а зятю носки тёплые и шарф, сама связала, в подарок. А Ольке помидорок баночку, дамских пальчиков. Я пять банок закрыла… А они без меня уехали. От меня уехали! – Женька всё-таки не выдержала, заплакала. Рита с мамой не знали, чем её утешить.