Страница 45 из 57
- Маринэ, не смеши. В школьном буфете всегда бутерброды с колбасой есть, если их со сладким чаем… пальцы проглотишь, я всегда покупаю, и дома тоже ем.
- Тебе деньги дают на буфет?
- Ну.
- А мне только на дорогу. Я ем дома, я же тебе говорила. И только диетическое.
Отар неверяще помотал головой, помолчал, осмысливая сказанное, и предложил: «Тогда давай ещё по парочке возьмём, до третьего звонка успеем».
- По парочке… чего?
- Марин, ты совсем, что ли? Пирожных, конечно! Возьмём «арбатских», они знаешь какие? Не знаешь? Маринэ, тебе никто не говорил, что ты с Луны свалилась? Два слоя твёрдого бисквита, между ними суфле, и шоколадом залито со всех сторон… Будешь?
- Буду! Ой, маленькие такие… Ты мне два возьми, или три, и ещё с колбаской бутербродик, гэрэй?
- Чего-чего? Переведи.
- Ну, ты совсем, Отари! С гор вчера спустился. Это по-литовски: «ладно». А знаешь, если колбаску вместе с пирожным, то очень вкусно получается!
- Марин, ты совсем… А тебя не стошнит?
- Не говори глупостей, от колбасы не может тошнить, это же не суп из спаржи…
- Из спаржи? Это что за штука такая? – изумился Отар.
- Это такая штука, от которой тебя бы точно стошнило! – убеждённо сказала Маринэ, откусила пол-пирожного и, отправив вдогонку ломтик «браунгшвейской», положила на тарелку хлеб и сказала с сожалением: «Пойдём в фойе, а то мы весь буфет съедим, другим ничего не останется».
Дон Микеле
Отар навсегда запомнит этот день, и в самые тяжёлые минуты (а их ему выпадет более чем…) будет вспоминать смеющиеся глаза шестнадцатилетней Маринэ, её измазанные шоколадом пальцы, пикантно-стройные бёдра в мини-юбке и голые плечи, просвечивающие сквозь блузку – розовую, с серебряными пуговицами на манжетах длинных рукавов, прозрачных и потому не скрывавших танцевально-красивых рук. И как она ела пирожное вприкуску с колбасой. И как на неё смотрели…
…На них оборачивались. Это была невероятно красивая пара, к тому же – шикарно одетая: он в импозантном черно-белом (чёрно-белая рубашка, пиджак из чёрной кожи и кожаные чёрные брюки, и это при том, что кожу в те времена было не купить днём с огнём), словно сошедший со страниц модного журнала – черноволосый, со смуглым нездешним лицом и точёным, с красивой горбинкой носом. Она – невероятно стройная, в невозможно короткой замшевой юбочке (закрывавшей, однако, то место, где у всех людей имеется попа, но у Маринэ не имелось: вместо попы продолжались стройные ножки) и бледно-розовой пышной шёлковой блузе с прозрачными рукавами. Картину довершали перламутрово-розовые губы (блеск для губ Регина привезла ей из Каунаса, и Маринэ, не любившая косметики, на этот раз изменила своим правилам), чёрные как ночь волосы, розовые ушки в дагестанских длинных серьгах и тонкая талия.
Глаза у обоих одинаковые – агатово-чёрные, как южная ночь. Оба смотрели только друг на друга и уминали за обе щеки арбатские пирожные, слизывая с пальцев шоколадную глазурь. Им было хорошо вдвоём.
- Взгляни на эту пару! – сказал кто-то рядом. – Это же… живой Майкл Корлеоне из «Крёстного отца», Дон Микеле! И его Аполлония, только ещё юней, совсем девчонка. Ну, помнишь, когда его на Сицилию увезли, от мафии прятали, и он там девушку увидел, и женился на ней, а она потом… она погибла, машина взорвалась, помнишь?» - восторженно прошептали у Маринэ за спиной.
- Вижу. Только она не очень похожа на сицилийку, скорее на чеченку. Национальность не разбери-поймёшь, лицо округлое, нежное, немного… прибалтийское, а брови горские…
- Натали, ты у меня художница от бога! Ты словно картину рисуешь, все детали видишь! Блокнот-то с собой? И не разглядывай её так, а то заметит…
-Да иди ты, Мишка, лесом, с со своим блокнотом… С собой конечно, но не здесь же рисовать! В зале нарисую, я запомнила. Нет, ты посмотри на её брови, настоящие горские брови! Соболиные! И фигурка загляденье. А её Дон Мигель весь в коже… мальчик ещё тот. Бандит с большой дороги. Так, говоришь, Аполлония в машине взорвалась? Этих так просто не взорвёшь, эти – сами кого-нибудь взорвут, помяни моё слово. Не наш менталитет. Всё, Мишка, кончай жевать и двигаем «нах хаузе». Может, нарисовать успею до третьего звонка…
Отар и Маринэ не замечали никого вокруг, наслаждаясь обществом друг друга, и не знали, что это был их последний счастливый вечер, за которым начнётся чёрная полоса.