Страница 10 из 57
Кастинг
Одноклассникам знать об этом не обязательно, как и о танцах, которыми она занималась всерьёз. А ведь когда-то идти не хотела, спасибо отцу – настоял на своём и, крепко взяв строптивую дочь за руку, отвёл в Клуб детского творчества, на кастинг в студию фламенко к Роберту Доментьевичу Кобалии (и наверняка заплатил, чтобы учил дочку «как следует» и не давал расслабляться, Роберт гоняет её больше других, как призовую лошадь на скачках).
В студию фламенко (самодеятельный, или, как говорил Кобалия, околопрофессиональный ансамбль с громким названием «Легенды фламенко», руководитель с бурным прошлым - хореографическое училище, затем академия хореографии и две операции на ногах, партнёрша руководителя – с ещё более бурным прошлым) Маринэ приняли после унизительного осмотра в облегающем тонком трико.
Маринэ, которой исполнилось четырнадцать, выдержала «экзамен» сцепив зубы, молча выполнила всё, что от неё требовал Роберт Доментьевич и молча вытерпела на себе его руки, когда он «поправлял движения».
Роберт Кобалия, в просторечии Коба, танцевал как Хоакин Кортес (легендарный испанский танцор фламенко) и гонял их в хвост и в гриву по три часа ежедневно, с пяти до восьми вечера. После чего «артисты» (которым все три часа убедительно втолковывали, что они ни на что не способны и до профессионалов им как до звёзд) отправлялись в душ. Душевые в клубе, слава богу, были, иначе как же домой ехать…
Клуб находился в получасе ходьбы от Марининого дома, так что она всегда возвращалась домой пешком (зачем тратить деньги зря, за месяц из трёхкопеечных монет, выданных отцом на трамвай, набиралось полтора рубля, и можно было «кутить»).
«До свиданья, Роберт Доментьевич» – «Аста ла виста, амигос, завтра прошу не опаздывать и на занятиях не спать, а танцевать».
На ужин творог (сахар и лаваш в уме), потом час за пианино (по вторникам и пятницам полчаса), потом делать уроки, «в одиннадцать чтобы была в постели, сон обязателен для восстановления организма», какая трогательная забота о её здоровье!
Хоакин Кортес
По вторникам и пятницам к танцам добавлялась музыкальная школа. Занятия начинались сразу после уроков, Маринэ едва успевала (обедать уже не успевала, но ей всё было нипочём – ведь Кобалия обещал им гастрольную поездку в Испанию!)
Маринэ нравилось смотреть, как Роберт танцует canto grande, нравился их танцевальный коллектив, а испанская гитарная музыка приводила её в восторг.
Занятия фламенко открыли для неё новый мир, да что там мир – целую вселенную! Южно-испанская (андалусийская) гитарная музыка, длинное облегающее платье для танцев, с традиционными оборками и воланами (воланы Маринэ отрезала, оборки были милостиво оставлены), шаль-мантон с очень длинными кистями и – canto grande, высокий стиль, один из видов фламенко.
Есть ещё облегчённый cante chico, но Кобалия предпочитал cante hondo/jondo (глубокий и серьёзный драматический стиль) и не представлял фламенко без элементов классического балета, которыми «нагружал» canto grande от души, так что осилить «высокий стиль» могли немногие, и в ансамбле процветала «текучесть кадров».
Кобалия не сдавался и набирал новых учеников, с «нормальной» растяжкой, «какой-никакой» гибкостью и «нормальным» весом «рост минус сто пятнадцать». На занятиях он никогда не зашторивал окна и, завидев прильнувшие к стеклу любопытные физиономии, всякий раз повторял: «Посмотрите в окно – на вас смотрят и завидуют!» (практика доказывала обратное, и после месяца занятий ученики нередко переходили в категорию «смотрящих и завидующих»).
Танцевали танго, тангильо, тьенто, фанданго и севильян, отбивая каблуками по деревянному настилу ритм испанской гитары (прищёлкивания пальцами и хлопки ладонями прилагаются). Роберт Доментьевич любил двенадцатидольные ритмы (сигирийа, солеа, ливьянос, серрана, кабалес) и классический балет. Последний требовал классического подхода, трёх часов в день было до смешного мало, подготовка учеников оставляла желать лучшего, но Кобалия клятвенно обещал им поездку в Испанию на «Биеннале фламенко» (фестиваль фламенко в Севилье, который проводится один раз в два года) – для тех, кто не ленится и приходит на воскресные занятия. Кроме биеннале, планировалась гастрольная поездка по Испании. С гастролями каждый раз не получалось, и они откладывались на неопределенный срок.
Злой волшебник
По четвергам Маринэ появлялась в студии с полуторачасовым опозданием – в этот день в музыкальной школе было сольфеджио и музыкальная литература, Сольфеджио с четырёх, потом двадцатиминутная перемена и музлитература до шести, бегом на трамвай – и canto grande (исп.: высокий стиль, один из видов испанского фламенко) до восьми вечера. О её музыкальной школе Роберт Доментьевич знал, и проблем у Маринэ не было, «в воскресенье жду тебя на дополнительные занятия, придёшь на два часа раньше и отработаешь пропущенные полтора».
Воскресенье – это два часа в спортзале, а потом занятия с группой. Роберт утверждал, что разминка на спортивных снарядах ничуть не хуже балетного станка, тем более что растяжка у Маринэ «более чем», а зал в воскресенье свободный, грех не воспользоваться. Итак, долой танцевальное платье (длинное бледно-голубое чудо с оборками в два яруса, подаренное ей отцом – к неудовольствию матери, которая считала, что её портниха сшила бы не хуже).
– «Марина, не возись!– командовал Роберт. – Платье сняла, обувь сняла, трико надела, подошла ко мне» – получасовая партерная гимнастика, потом сорок минут на снарядах (разминку Кобалия целиком составлял из силовых упражнений, не тратя времени «на ерунду»): Маринэ на шведской стенке (Роберт на брусьях); Маринэ на кольцах (Роберт не снимает рук с её талии – потому что правое плечо у неё ноет, как больной зуб. – «Это хорошо, что больно, сустав разрабатывать надо, куда врачи смотрели, о чём думали!»), наконец долгожданное приказание «отпустила руки». Маринэ послушно разжимает пальцы и… медленно скользит вниз, а руки Роберта Доментьевича медленно скользят вверх по её телу в тонком трико, и с этим ничего нельзя сделать!