Страница 13 из 21
Рита мотала головой: «Не укладывали» («Я в шестнадцать работала уже, никто меня не укладывал, сама ложилась, сама вставала, на кухню бежала – «ба-аа, что ты мне приготовила, я есть хочу!» - а потом вспоминала, что бабушки нет, и завтрака нет, придётся готовить самой. И по бабушке плакала, сижу на кухне одна и плачу…»)
– Ну вот! А тут как маленькую спать заставляют. Ты чего смеёшься? Смешно ей… Я знаешь как обижалась на них!
Всё изменилось, когда Лилиного отца направили в командировку в Гвинею, на целый год, с семьёй. Маленького Ваню родители взяли с собой, Лилю - безоговорочно оставили в Москве: семнадцать лет, десятый класс, какая Гвинея?
Лиле было обидно до слёз: Ваня будет учиться за границей, в школе при посольстве, а она как всегда – никому не нужна. «Ну, погодите, я вам устрою… Гвинею!».
И Лиля «устроила»…
Оставленная на попечение полуслепой бабы Жени, старенькой тётки отца (баба Женя жила на другом конце Москвы и осуществляла «патронаж» по телефону: «Лилечка, солнышко, ты уроки все сделала? Покушала? Умница. Теперь чисти зубы и ложись спать!»), Лиля отомстила-таки родителям: когда они вернулись в Россию, Лиля была уже на восьмом месяце беременности.
Всё к лучшему
Будущая свекровь, так и не ставшая свекровью, запретила своему недальновидному влюблённому сыну жениться на Лиле и «губить свою жизнь и карьеру. Вместо свадебного букета и обручального кольца Лилина первая любовь подарила ей свидетельство об отцовстве на маленькую Наденьку и алименты (25% дохода) до совершеннолетия ребёнка.
Лиля молча кивала, соглашаясь, по щекам катились слёзы, губы кривились, но не могли выговорить ни слова. «Оно и к лучшему» - непонятно сказала баба Женя, гладя Лилю по спине сухой горячей ладонью. Она её не осуждала: разве можно судить за любовь? Милая моя, хорошая моя, дорогая моя бабушка Женя, не умирай, поживи подольше, я без тебя не смогу!
Сказать, что Лилин отец был в бешенстве – значит, не сказать ничего. Мать демонстративно накапала себе сердечных капель и лежала на кровати, вздыхая и хватаясь за необъятную грудь. Ванечка носился по комнатам и хвастался - поющими ракушками, сушеной морской звездой и прочими прелестями Гвинейских берегов. Лиля вымученно улыбалась брату. Кроме Вани, дома с ней никто не разговаривал.
Так прошло восемь лет, о которых Лиле не хотелось вспоминать: прав у неё не было, были обязанности по отношению к ребёнку и обязанности по дому. «Жила в состоянии необъявленной войны, граница на замке, Наденька – нейтральная полоса» - рассказывала она Рите. А потом умерла баба Женя, завещав квартиру отцу. И тут случилось то, чего никто не ожидал: отец оформил квартиру на Лилю («С глаз долой, из сердца вон» - прокомментировала событие Лиля).
Она переехала в бабушкину квартиру, оставив восьмилетнюю Наденьку у бабушки с дедушкой. Аргументы были весомые: в пяти минутах ходьбы английская спецшкола, в трёх автобусных остановках – музыкальная, завершающий аккорд: Лиля никудышная мать, одного папашу упустила, второй над ребёнком измывался полгода, она позволяла (о том, что не позволяла, можно было не заикаться – не поверят всё равно).
Лиля устала возражать и уехала, что называется, с концами, пообещав Наденьке забирать её на выходные. Наденька «взяла слово» и объявила: «Я здесь буду жить, а ты как хочешь, я с тобой не поеду».
Лилю, которой к тому времени исполнилось двадцать пять, этот вариант устраивал вполне: отсутствие ребёнка развязывало руки, да и Наденьке лучше у бабушки с дедушкой, которые души не чаяли в единственной внучке. Лиля получила долгожданную свободу… и по-прежнему была одна: пресловутый «венец безбрачия», вот скажи, почему мне так не везёт? (Рита при этих словах состроила одну из своих гримас, которыми любила заменять слова, и Лиле показалось, что она над ней издевается).
Чемодан без ручки
За несколько вечеров Рита узнала все перипетии Лилиной судьбы. Значит, ей двадцать восемь, забавно. Она считает себя старше и умнее Риты, у неё солидный жизненный опыт (Лиля говорила – это как чемодан без ручки: и нести неудобно, и бросить жалко), чего нельзя сказать о Рите – жила под крылышком двух мужей, денег не считала, квартиру обставила как Эрмитаж, на стенах гобелены, на полу ковры, подсвечники из настоящей бронзы, на зарплату такое не купишь.
Всё это Лиля прямодушно вывалила Рите, но та только моргнула и пожала плечами: «Из музея привезли, им ставить некуда, типа камера хранения, ещё и заплатили».
«У неё никогда не поймёшь, шутит она или говорит серьёзно» - думала Лиля с досадой. А Рита думала о другом… Чёрт, когда же она будет выглядеть на свои тридцать шесть, пора ей перестать людей дурачить, дипломированный психиатр и тот прокололся, а уж Лилька – без царя в голове, опыта у неё жизненного… чемодан, скажет тоже! – Рита хихикнула.
- Ты чего? – Да ничего! Просто думаю. – Ой, и я… И ты тоже думаешь?
Лиля с Ритой дружно рассмеялись. Всё-таки здорово, что у неё есть Лиля. С ней интересно. Всё о себе рассказывает, Рита бы не стала. В семнадцать лет родила ребёнка, сбагрила его родителям и пользуется свободой. На хрена такая «свобода»? Рита бы ни за что не отдала. Если бы у неё были родители и если бы у неё был ребёнок, Рита была бы счастлива и наплевала бы на алименты (в «Стелле» заработает столько, что хватит и ещё останется).
Но наплевали на неё. Так что ей не светит ни ребёнок, ни родители, ни алименты. Ей вообще ничего не светит, ничего не будет в жизни, только пропахшая лекарствами аптека и пенсия в тридцать шесть лет. Конец. Рите конец. Зря она выбросила «успокоительные» таблетки, надо было выпить все сразу, сейчас бы не мучилась. Рита взяла себя в руки и улыбнулась, вспомнив, как Лиля заявилась к ней – нежданная-непрошеная, и она выскочила из ванны с мокрыми волосами, накинув на голое тело тонкий халатик, и Лиля на неё уставилась...