Вальс на три четверти

Ой, что вы, я фармацевтом не смогу, я провизором! Вы только меня научите, пожалуйста, а то – где же мне работать, не в стриптизёрки же идти? Правда, там хоть платят нормально, а у вас одни слёзы, но куда же мне идти, мне больше некуда, я же ничего не умею!» - и неожиданно для самой себя Рита расплакалась.

Ну, скажу я вам, это была сцена… Половина коллектива широко раскрыла глаза, оторопев от «запасного варианта» трудоустройства, другая половина смеялась: «Ну, отколола номер… провизорша! Не возьмёте в аптеку, пойду в ночной клуб, там зарплата больше… Ну, насмешила… Воды ей принесите кто-нибудь, а то всю аптеку слезами зальёт!»

- Чё это вы мне такое горькое налили, я не отравлюсь? Психотропным чем-нибудь траванёте... Чё вода-то горчит, я вопрос задала! Фармацевты фиговы» - обиженно бурчала Рита, глотая воду.

- Размечталась, психотропного ей нальют! Я пустырника тебе накапала, пей и прекрати. От тебя вся аптека… в состоянии шока. Смотри, за три месяца не освоишь… науку, уволю к чертям. Профессионалка фигова» - вернула «комплимент» заведующая. Рита хрюкнула от смеха и уронила стакан. Ей, как всегда, повезло - приняли в штат с испытательным сроком (и «испытательной» зарплатой).

Часть 6-я. Дольче Габбана

Всё наоборот

Рита работала в аптеке уже полгода. Стояла за прилавком (сидеть у неё не получалось, не выходило, Рита  не любила статику), включив плеер на полную громкость. Спорить с Ритой было бесполезно. «Сами же говорили, что в наушниках нельзя, клиентов не услышу. А без музыки как же – работать?» - удивлялась Рита, и у всех опускались руки: ну что с ней делать, не выгонять же… Ведь в ночной клуб пойдёт, сама сказала – больше некуда.

- Рит, обслужи клиента, подойди в моё окно, я только ногти докрашу и приду, - просила Риту толстая Инна Григорьевна, Инка, как она разрешила себя называть.

Ритины плечи взлетали вверх в негодующем жесте… Слушая целый день это «обслужи клиента», она чувствовала себя бордельной проституткой, не больше и не меньше... То ещё – выраженьице! Кроме Инки с её словечками, Рите активно не нравилась провизорская зарплата и скудные премиальные… Более чем скудные! И напрямую зависящие от выручки. То есть как ни старайся, как ни выкладывайся, от тебя ничего не зависит.

Это было странным и не укладывалось в голове. Как и слово «выручка», которое в Ритином понимании ассоциировалось с помощью, поддержкой, заменой. Но – не с деньгами. Всё здесь было наоборот. Перевёрнутый мир, зазеркалье. Перекусывали – толстенными ломтями хлеба с колбасой… и маслом (!), которое намазывали толстым слоем на хлеб и клали сверху кружок варёной колбасы, Рита в рот её не брала, ела только мясо.

Наблюдая эту милую сцену, Рита каждый раз делала бесстрастный вид, еле сдерживая смех. Ритина зарплата тоже была смешной. В «Стелле» ей предлагали в пять раз больше. «Стелла» - это стриптиз-клуб, куда Риту брали, что называется, с потрохами, но она решила пока повременить. Пока подождёт, а дальше будет видно.

От продажи квартиры на Кутузовском проспекте у Риты остались деньги (её новая «двушка» стоила намного дешевле), да и пока работала, скопила немного. Деньги Рита хранила, как и положено, в банке. В жестяной, с надписью «сахар» (сахар в банке тоже был – насыпан сверху).

Ещё она купила лисью шубу, за которой не поленилась съездить в Грецию. Рита справедливо считала, что хорошая дорогая шуба в сто раз лучше хорошей дешёвой и на вещах не экономила никогда. Шуба была до пят,  и в ней было тепло.

Это было главным достоинством шубы. «Красота – это уже вторично», сказала себе Рита и, удивляясь собственному безрассудству и расточительности, купила к шубе сапожки на шпильках – свои любимые, Dolce&Gabbana, в чём же ещё ходить? В фабрике «Скороход»? (прим.: фабрикой «Скороход» Рита называла все остальные фирмы, выпускающие обувь, включая «Саламандру», и спорить с ней было бесполезно).

Появилась проблема: из-под шубы не видно было сапожек, а этого Рита вынести не могла – отнесла шубу в меховое ателье и попросила отрезать «вот до сих». Сотрудницы ателье восхищенно гладили  пушистый мех и осторожно дули в середину, отчего становился виден густой палевый подшерсток. С примеркой ничего не получилось – шубка ни на ком не сходилась.

«Главное, чтобы было тепло, а красота – это вторично… но тоже обязательно». – Рита посмотрела на себя в зеркало и восхищенно выдохнула – из-под шубы антрацитово сверкали сапожки на высоченных шпильках (при росте 164 см шпильки являлись непременным аксессуаром). Вот бы родители увидели её в этой шубе и в этих сапожках! Но они не увидят – Рита с ними не знается, можно сказать, с самого детства.

Каникулы Рита проводила в Москве, у бабушки, остальные десять месяцев в году училась в Пермском хореографическом училище, куда родители отдали её невзирая на слёзы и мольбы и не слушая жалоб, что она больше не может там учиться, потому что тяжело.

Слёзы начались с первого класса (в предподготовительном и подготовительном  Рита ещё держалась). Родители Ритиным «капризам» не поддавались: «Надоели твои не хочу, не буду. Дома избаловалась до крайности, теперь отвыкать придётся. Там с тобой миндальничать не будут. Сама потом спасибо скажешь.

– Спасибо - сквозь зубы сказала Рита и отправилась в интернат. О том, как ей там жилось, Рита родителям не рассказывала. Зачем? Чтобы услышать: «потом спасибо скажешь»? Она это уже слышала. И сделала нехитрые выводы: нравится не нравится, можешь не можешь – учиться ей придётся всё равно, значит, надо выкладываться на все сто и даже на двести, стараться изо всех сил и стать лучшей. Иначе – будешь всю жизнь в кордебалете декорации изображать.