Страница 6 из 21
Вера
Мой отец не был безалаберным или наивным: потайной ящик он запирал на ключ. Просто папа не знал, сколько всего его дочь умеет открывать с помощью шпильки для волос. Я отрастила волосы ниже лопаток и сворачивала их узлом на затылке только затем, чтобы, не вызывая подозрений у папы, всегда носить шпильки при себе. Я вскрывала почтовые ящики, гаражи, голубятни – все, где люди скупились на замок подороже. И только мысль, что отец узнает, встряхивала меня, выводила из глухого опостылевшего равновесия. Отец же нарушал свое равновесие, часто и надолго уезжая на охоту.
Однажды я искала калькулятор в папином столе… Ладно, я не искала калькулятор. Просто очень хотела узнать, что хранится в потайном ящике. Там лежали мамины фото. Все, что я помнила, и даже та, что исчезла с моей прикроватной тумбочки после аварии. Десятки снимков, цветных и черно-белых. Отснятых папой стареньким «Зенитом» и проявленных в собственной ванной. Мама на фоне цветущих яблонь, в белом воздушном сарафане. Темно-каштановые волосы волнами спадают на плечи, глаза синие-синие, смеются, легкий румянец – молодая и счастливая. Или мама на лекции в универе, тоненькая, хрупкая, в белой праздничной блузке, волосы аккуратно собраны на затылке, руки на парте – образцовая студентка. Внимательно слушает преподавателя и даже не подозревает, как красиво ложится свет на ее лицо. Внешне мы были с ней очень похожи – настолько, что возникало странное ощущение, словно я прожила еще одну жизнь, которую просто не помню.
Но большинство снимков я видела впервые. Множество дублей с неудачным ракурсом, смазанным изображением, слишком темные, слишком светлые. Казалось, отец напечатал все – абсолютно все – снимки, где хотя бы угадывалось присутствие мамы.
А затем под фотографиями я нашла пистолет. Пистолет в моем доме! Я все стояла и смотрела на него, боясь пошевелиться, словно могла спровоцировать выстрел. Вдруг щелкнул замок входной двери. Я вздрогнула – и бросилась собирать фотографии, веером разложенные по ковру.
Зайди отец в квартиру сразу, мое неуемное любопытство пропало бы раз и навсегда – несмотря на замкнутость, папа умел в нужный момент подбирать слова, отлично промывающие мозги. Только, видимо, силы, более могущественные, чем воля отца, были на моей стороне, и они вытолкнули из соседней квартиры занудного и нагловатого старичка-лесовичка, в прошлом заядлого охотника, который не упускал случая переброситься с папой парой фраз.
Я успела вернуть фотографии на место. И мой папа, который все видел, а если не видел, то чувствовал, у которого «нюх» на вранье был, как у заправской ищейки, не заподозрил неладного. Может, просто не представлял, что неладное может произойти с его дочкой.
И вот теперь я ехала в машине неизвестно куда, неизвестно с кем. Когда-то папа был лучшим сыщиком в городе – а может, и во всей стране. Сможет ли он отыскать меня? Или единственный человек, способный меня спасти, я сама?
Когда я, вздрогнув, проснулась, уже смеркалось. По обеим сторонам дороги тянулся густой чернеющий лес. Тот час же навалилась паника. Где я?! Куда еду?! Что с моим отцом?!
«Сосед» посмотрел на меня с легким беспокойством.
– Скоро остановимся, – он протянул мне ветровку. – Надень.
Я подчинилась. Затем отвернулась к окну и уставилась на бесконечную череду елей, которые вблизи сливались в однородное полотно.
Мне было страшно до внутренних судорог, до тошноты: потому что я понятия не имела, что произойдет в следующую минуту. Меня вновь охватила паника.
…Что они от меня хотят?!
…Это из-за отца?
…Я пешка, разменная монета?!
Возможно, в тот момент речь о моей смерти не шла. Но что будет, если «политическая» ситуация изменится? Вполне может случиться так: «сосед» ответит на звонок по телефону, затем резко нажмет на тормоза, заставит меня выйти из машины и повернуться к нему спиной…
Машина резко затормозила и свернула на едва заметную лесную дорогу. Через пару десятков метров мы остановились.
– Выходи, – приказал похититель.
Я вышла. Ноги не слушались. Я куталась в ветровку, но зубы выбивали дробь.
– До придорожного кафе метров двести, прогуляемся.
Тыльной стороной ладони я вытерла со лба капельки пота.
Широкая стоянка перед кафе, густо заставленная фурами и легковушками, хорошо освещалась. Кафе же лишь тускло подсвечивалось разноцветными лампочками по периметру крыши. Над крыльцом, прикованная цепями, болталась вывеска с надписью «Заяц и гончие». Из приоткрытых окон доносились гул посетителей и запах жареного мяса.
Зайдя вовнутрь, я окунулась в плотный, застоялый воздух старого кафе. Мы сели за столик у служебного выхода. Я стянула с себя ветровку, но похититель велел снова ее надеть. А затем попросил распустить волосы.
Секундное недоумение – и я поняла, в чем дело. Учитывая мою страсть к «гулечке», распущенные волосы изменят внешность лучше парика.
Я вытянула шпильки из прически, волосы рассыпались по плечам. Несколько прядей стекли на стол: совсем не аппетитно. Похититель как-то странно на меня посмотрел, затем перевел взгляд на официантку – миловидную, слегка располневшую блондинку.
– Две отбивные с кровью, одну хорошо – прожаренную. И бутылку воды.
– Гарнир?
– Нет.
– А девушке?
– Ничего не надо, – ответила я, вкладывая в голос все презрение, что испытывала к похитителю, – и оттого, наверняка, выглядела дико на фоне парня, который вроде как просто зашел перекусить.