Страница 2 из 31
Сколько это может продолжаться? Вечные избиения меня Гейлом. Измены с его стороны. Если в восемнадцать лет я думала, что выхожу замуж по любви к нему, то сейчас ее и в помине нет. Лишь ненависть, движущая им, и моя слепая любовь. Не понимаю, как я могла полюбить такого человека, да еще и выйти замуж за него. Узнав я раньше его истинное лицо, каков он в душе, ушла бы еще на церемонии, сказала бы «нет», даже может, ударила бы. Но теперь он держит меня в узде. Умеет подчинять своей воли. Если уйду, он непременно найдет, заберет все деньги и, скорее всего, убьет. Этот человек ничего не прощает. С ним игры плохи.
Появляется и он собственной персоной, носком ноги толкнув в мою спину, рычит:
- Давай проваливай из дома.
Не могу смотреть ему в глаза после всего, что он сделал вчера. Есть много воспоминаний, но не хочу затрагивать прошлое.
Наскоро привожу себя в порядок. Глаза уже менее красные, но также опухшие от слез. Синяки на шее и ногах скрываю серой водолазкой и черными джинсами.
- Чтоб к вечеру была дома, не потерплю опозданий, – кричит Гейл перед тем, как захлопывается входная дверь.
Яркое солнце слепит глаза.
Дети весело играются возле пруда. Девочки бегают за мальчиками, и наоборот. На улице стоит смех детей. Уголки губ сами поднимаются верх, но тут же опускаются. Хорошо быть ребенком, не зная о проблемах, просто жить и улыбаться.
- Почему вы грустите? – спрашивает девочка лет восьми.
Эх, если бы ты знала! Но я не могу ей этого рассказать, пусть наслаждается полноценным детством, которое у меня отняли.
Она выжидающе переминается с ноги на ногу, заглядывая в мои глаза, пока пытаюсь придумать, что ей ответить. Не дождавшись моих слов, она подбегает к своей маме, маленькими ручонками тянется к ней, а та наклоняется, малышка что-то ей говорит, а мать кивает. И через две минуты прибегает обратно с чем-то в руках.
- Вот держите, – она протягивает свои ручонки ко мне.
В ее ладошке различаю деревянную фигурку птички.
- Ее сделал мой папа, и когда мне становится грустно, то смотрю на нее и вспоминаю только хорошее.
Бережно беру фигурку в свои руки, перевожу взгляд с птички на девочку, и шепчу ей:
- Спасибо.
Девочка заметно улыбается, и я улыбаюсь в ответ.
- Красиво. Значит твой папа мастер?
- Был, – девочка на секунду грустнеет, но потом вновь улыбается той же улыбкой.
– Но мама говорит, что он в хорошем месте. Правда?
- Конечно, правда.
Я и не собиралась лгать, я на самом деле так думаю. Это значит - девочка настолько мне доверилась, что подарила мне ее любимую фигурку и рассказала про смерть отца. Мне бы ее силу воли, желание жить.
- А как тебя зовут?
- Китнисс.
- А я Вилл.
Искренне улыбаюсь. Славная девочка, думаю, мы с ней подружимся.
- Вилл, нам пора домой, - кричит ей мама.
- Пока, Китнисс.
Девочка весело подбегает к маме, обнимает ее, и взявшись за руки уходят из парка.
- Пока.
Деревянную фигурку кладу в карман джинс. Надо поспешить и так опоздала на работу.
***
- Опоздание, – лицо начальника переполняет гневом. Слюни из его рта так и летят в стороны, что мне приходится закрываться ладонью. – Вечером останешься работать сверхурочно.
- Но я не могу… - начинаю я, но он грубо меня перебивает:
- Сегодня. Вечером.
И уходит к себе.
Да он издевается! Представляю реакцию Гейла. Сразу мотаю головой, пытаясь отогнать дурные мысли. Не хочу об этом думать, не сейчас. Вспоминаю подарок Вилл и достаю его из кармана.
Это птичка, с расправленными крыльями, готовая улететь. Можно подумать орел, но нет, похоже на сойку. Или больше на пересмешника. Я в детстве их видела, когда была у бабушки, там у них полно птиц и животных.
Пересмешники - удивительные певчие птички – что бы ты ни спел, повторят все в точности. Долгое, сложное и громкое пение многоголосого пересмешника, который подражает также голосам и звукам других животных, а также искусственным шумам, можно слышать целый день до ночи. Оперение спины серое, тёмные крылья с белыми полосами, длинный чёрный хвост с белыми внешними перьями. Тонкий, чёрный клюв слегка изогнут вниз. Таким мне и запомнился пересмешник.
Я часто выходила на улицу и пела. Птицы разом замолкали и вслушивались в мой голос. Закончив петь, они наперебой воспроизводили песню.
Раньше я пела только себе, никто не слышал, как я пою.
Пока я вспоминала прошлое, коллега выхватил из моих рук фигурку.
- Что это у нас, Эвердин? – злобно усмехается он, вертя фигурку между пальцами. – Надо? А ты отними!
Как в детском саду, ей богу!
Но не успевает он сделать и двух шагов, как врезается в директора. А точнее в Пита Мелларка. Мой коллега поднимает голову вверх, руки его трясутся, он мило извиняется и хочет улизнуть, но Мелларк хватает его за загривок, словно котенка.
- Что это у тебя в руках, - голос Пита грубый. Во взгляде холодный металл. Само воплощение властного директора.
- Ничего, - лепечет парень. Пит хватает руки, выворачивает, что парень издает стон боли, заставляя ладони раскрыться.
- Я не потерплю воровства в компании, пусть даже ты и незначительную вещь взял. Можешь идти.
Парень быстро исчезает из поля видимости.
Пит рассматривает фигурку у себя на ладони, поворачивая ее под другим углом, сжимает ее в кулаке и обращает на меня внимание. Взгляд его заметно теплеет, становиться светлым и добрым. Твердым шагом направляется ко мне, также смотря мне в глаза, даря мягкую улыбку. От одной его улыбки на щеках выступает румянец. Мысленно проклинаю себя.
«Мелларк не твой типаж, такая как ты никому не нужна и притом еще замужняя женщина»
- Это твое, - бархатистый с легкой хрипотцой голос, не тот металлический и холодный.
- Спасибо, – тяну ладонь к деревянной игрушке и на секунду, а может и дольше, наши пальцы соприкасаются. Меня бьет легкий ток от прикосновения, а лицо моментально приобретает пунцовый оттенок. Ни один мужчина не заставлял меня чувствовать симпатию, да и смущаться при этом. Только Пит смог.
- До скорой встречи.
Поправляя воротник рубашки, он разворачивается на пятках и уходит к лифту. Смотрю ему в спину, он поворачивается, останавливая свой взгляд на моих глазах. Он бы так и продолжал смотреть, если бы дверцы лифта не оборвали наш контакт.
Спокойно выдыхаю, судорожно сжимая в ладони фигурку, и начинаю приходить в себя, спрашивая мысленно: "Какого черта сейчас было?"
Остальной рабочий день проходит однообразно: слушать проблемы клиентов, разбираться с кучей бумаг и слушать крики начальника. Последний клиент был особенным, к чему и день стал паршивым.
Во время консультирования, он сжал мое бедро, и от неожиданности я пролила горячий чай ему на брюки. Клиент, выругавшись, ушел, начальник, к сожалению все видел и попросил, то есть велел зайти к нему в кабинет. Но я никак не ожидала такое действия от своего начальника.
- Снимай одежду.
От такого заявления я просто опешила. Что он себе возомнил?
- Простите, мистер Болл, что?
- Либо сейчас я тебя жестоко оттрахаю, и ты остаешься на своем рабочем месте, либо увольняю к чертовой матери, и не получишь ни цента.
Некоторые коллеги пытались затащить меня в подсобку, дабы удовлетворить сексуальные потребности. И вот начальник надеется, что я лягу перед ним, раздвинув ноги. Пусть мечтает дальше, старый импотент.
Я долго терпела избалованных клиентов, их назойливость, самолюбие.
Мистер Болл кладет свои жирные руки на мою грудь, не вытерпев такого отношения к себе, отталкиваю его от себя и с размаху бью пощечину. С гордо поднятой головой удаляюсь из кабинета:
- Ждите завтра заявление об увольнении.