"Память призраков"

– Вот как, милок, – обратился он к спутнику, осматривающемуся во дворе, где харчевня грузинской мафии, занимавшая первый этаж бывшего доходного дома, соседствовала с детской площадкой, – Хлеб свой не выпрашивать надо, как у тебя на острове кликуши всякие делают, а трудом своим добывать. Правда, меня давеча узбекские бездельники вытеснить пытались, долго старались, но мингрелы отстояли. Я ж и их задний дворик с машинами захватываю, зимой от снега чищу. У них, видишь, два двора – парадный и чёрный ход. С чёрного всегда высокие гости по ночам собираются. Ради их сиятельства даже ветеринарку нашу вышвырнули со двора. – Коля, присевший на лавку рядом с внештатным дворником, удивлённо округлил глаза, – Да, я тут жил когда‑то недалеко, в соседнем дворе был мой родовой дом. Страну разваливали, коммуналку уплотняли, а потом и вовсе в области всех расселили. А пенсия то совсем мизерную назначили и я тут у старых друзей в ветеринарке пристроился тогда неплохо. А как грузин здесь хозяйничать начал, так и это последнее пристанище моё пропало. Мол, клиенты думали, что еду для харчевни из собак и кошек стряпают, слыхал? А мне, старику бездомному, куда деться прикажите? Ни страны, ни семьи, все сгинули. Вот и остался здесь привидением. Правда, нынче я домовой. Зато, – Кузьма отпёр свою подсобку и впустил гостя в свои затхлые покои, – у самого фундамента, знать на мне всё держится. Стало быть, я кто?

– Кто? – недоумённо улыбнувшись, переспросил Коля.

– Настоящий хозяин целого дома! Каким и ты был. – старик непринуждённо изрекал абсурдные на первый взгляд вещи, вечно глядя куда‑то поверх собеседника, и удивлённый его спутник решил, что тот заговаривается, – Хозяин, он ведь не тот, кто хозяйничает, а тот кто по хозяйству хлопочет.

Уточнять спорные сентенции дворового философа и визионера было бесполезно, он имел обыкновение хитро прищуриваться, но ничего не разъяснять в своих спонтанных пророчествах, как не допытывайся.

«Раз старец распознал моё сложное положение и чужое имя, значит я действительно мог быть в прошлом владельцем целого дома. Богачом?! Нет уж, с богачами таких кошмаров никогда не случается.» – молчаливо думал Николай, доедая неведомым образом добытый и ещё тёпленький суп «Харчо» с говядиной.

– Вкуснятина какая! Спасибо вам огромное, Кузьма! – сложив забинтованные руки на груди, поблагодарил он своего проводника по социальному дну, а дед только добродушно отмахнулся:

– На здоровье, милок! Кушай, кушай. Когда ещё такая удача нам, бродягам, улыбнётся, чтобы в готовом котле с говяжьим супом крыса сварилась! – от умопомрачительного секрета приготовления вкуснейшего супчика гостю стало дурно, но подношение уже было внутри и голодный организм с радостью его усваивал. Притворно улыбаясь своему щедрому кормильцу, он пришёл к мысленному убеждению, что в последний раз такая удача постигала Кузьму аккурат перед плановым посещением Боткинской больницы. А блаженный, тем временем, как в ни в чём не бывало, продолжал философствовать: – Не меня благодари, это тебя Бог любит. Как и меня, и всех сирых и несчастных.

С данной мудростью мужчина, утоливший голод впервые за два дня своей беспамятной жизни, согласиться не мог и, потупив печальный взор, выразил острое желание быть ненавидимым тем самым Богом. Когда они уже выдвинулись на поиски утраченной судьбы, он решился спросить проводника:

– Просто скажите, за что мне это? Вы же всё видите. Может я отморозком каким‑нибудь был, раз меня кто‑то там, – давший волю скопившимся чувствам, Николай указал в развеивающееся вечернее небо, когда они уже направлялись к Дворцовому мосту, – Так упорно добить пытается? Откуда взялся этот чёртов самосвал и почему протаранил именно мой автобус?

Блаженный кивнул и после хмурых раздумий, измеряемых неспешными шагами по старинной брусчатке, глубокомысленно изрёк:

– Лихие дела не на небе, – миновав мост и оказавшись на искомом острове, Кузьма ткнул узловатым пальцем вниз, – а вот тут замышляются.

– Понятно. Вы не устали, может я дальше сам?

– Нет‑нет, я уж до конца, как Николай Угодник велел. Не то попадёшь в милицию, а там не помогут. После их клетки будешь с цыганами попрошайкой батрачить. Тем более, что я сам люблю захаживать сюда, к Ксеньюшке Блаженной поклониться хожу. Она нам, всем бродягам, заступница. Слыхал? – Кузьма вопросительно поднял заснеженное надбровье, и собеседник задумался над знакомым словосочетанием, но всё же отрицательно помотал головой. – Ну это ничего, зато Кузьма здесь свой, Кузьма всюду, как дома. Пойдём. А ведь тебя, милок, как и остров этот наш зовут Василием. Видел, так на могильном кресте твоём выбито. Куда дальше то, в какой стороне твой дом?