Страница 84 из 112
— У друга вашего смуглого свинорыла ляжка, в чертополохе завяленная. Вкусно? — улыбнулся Егерь.
Пока бойцы брезгливо разглядывали недоеденную пищу и морщились, Егерь встал, приобнял Бродягу и стал расспрашивать его про Корсара. Кэп запил комок в горле глотком спирта, передернулся, пытаясь прогнать тошноту.
Вскоре довелось познакомиться поближе. Имена, позывные, откуда.
— А чего, разведка, такой длинный позывной у тебя? В пылу боя долго выговаривать «Истребитель». Покороче бы тебе прозвище, а, старшой? Здесь, в Зоне, как в Афгане и на Кавказе позывные короткие в обиходе, — заметил старый десантник.
— Согласен, Егерь. Придумаем что-нибудь покороче, если застрянем здесь надолго, а насчет позывного — это и не позывной вовсе. Агентурный псевдоним в далеких девяностых. У силовиков поработать пришлось, в российских спецслужбах.
— Ого. Так ты у нас комитетчик бывший?
— Типа того. Устроил шухер в своем родном городе, ликвидировал «Десятку» местную, ну, типа мафии. А оказалось, под колпаком был у СБ федерального. Ну и прижучили, взяли в оборот. Стал на них… гм… в органах служить, в звании летехи. В секретных делах — агент Истребитель. Вот и пошло так. Потом, как операции все провели, а в Кремле сняли Лебедя, так начался новый развал. А там ГРУ и сманили к себе. С тех пор в армейской разведке.
— Понятно. Ну, значит, стезя эта тебе знакома, пуд соли положенный съеден. Так, обожди, мил человек, сколько годков-то тебе, если ты в лихих девяностых отстреливал шушеру всякую? Молод ты больно, как погляжу.
— Егерь, так тридцать семь уже. Плюс на нынешний две тысячи шестнадцатый… итого сорок семь лет, — ответил Никита и взглянул на Орка, — всем нам тут в одночасье натикало с десяток годков.
— Ой, че-то дурите мою седую голову, ребятки. Так и Морфея не встречу с головняками вашими.
— Мы сами, Егерь, от новостей твоих да тутошних причуд в полном нокауте. Какого Морфея? Еще один оборотень из сказки? — заговорил Орк, решившись снова продолжить трапезу. Желудок здоровяка постоянно находился в режиме «онлайн» и требовал еду.
— Орк, — шепнул Никита товарищу, пока дед начал гутарить про оборотней и мутантов Зоны, — Морфей — это древнегреческий бог сна. Другими словами, хозяин намекал на сон. Чтобы спать скоро уже ложились. Старики — народ режимный, капризный.
— Понял, командир, — кивнул боец и покраснел, — блондином себя ощутил, епрст.
Рассказы старика прервал свист из леса, в десятый раз огласивший поляну.
— Да чтоб ее… поговорить с гостями не даст, стерва! — заворчал Егерь, приподнимаясь. — Вот кабы «бусы» были мои, так прогнал бы нехристь отседова, жаль не высунуться до утра.
— Что за «бусы», Егерь? — спросил Никита, внемля словам старика.
— Да рубиновые. Амулет от чар бесовских, коими я год этот справлялся. Оденешь их на шею и идешь бывало на охоту да сборы ягодные. И не страшны звери да Рыжуля. А бывало, и телепата удар отводили, и снобов, а фантомов и псевдособак и подавно. Жаль, нету больше их!
— А что так, Егерь? Куда делись «бусы» волшебные? — Никита переглянулся с товарищами и пальцем у губ показал Орку, чтоб молчал о находке.
— Да тута история одна нехорошая вышла боком мне. Месяца уж полтора назад, на Масленицу. Пришел как-то раз с охоты, а в избе гость непрошеный. Все ловушки мои обошел и хитрости, сидит, бормотуху мою всасывает. Заговорили. Вроде не чужой, не злой. Из «Анархии» он, беглый. Присмотрелся я и ахнул. Черный Сталкер меня в печенку, дык это ж сын мой падший, уголовничек беглый. Зарос, в рванье, с голоду пухнет, зубов не хватает. Болезненный весь, хворый. Жимкаться-то не стали, чай, не жили вместе, особливо, последние годы. Все в криминале да по тюрягам чалился. Непутевый, короче. После смерти жинки моей, когда я в Зону подался искать лекарства да штучки диковинные от хвори своей душевной и головных болей, с тех пор и не видел его. Годков немало пролетело. И вот нате, явился он. То ли врал, что послужил в «Анархии», то ли хабар снял с мертвого, но прикид на нем ихний имелся, пусть и в хлам конченый. Приютил. Полечил его. Откормил. Планы вроде начали строить совместные. Тубик его вывел хронический да еще кучу болячек зековских, я же тот еще врачеватель. А с очередной охоты притопал — нет его в избе. То бишь, в вагончике моем. Нету-у. Ушел в никуда. Забрал все, что только смог унести: карабин мой любимый, артефакты разные, лекарства травяные да кое-что особля ценное мне.
— Бусы рубиновые? — перебил Орк.
— И их, чары снимающие. В Зоне одни такие. Но и это не главное. Унес память мою о семье ушедшей, сгинувшей. Эх-х, — Егерь смахнул скупую слезу и унял дрожь пальцев, сцепив их под столом.
— Какую память-то? А, Егерь? — вкрадчиво спросил Никита.
— Фотографию старую. Где я, жинка моя да сынок лопоухий еще пацанчик. Одна фотокарточка и оставалась у меня от прошлого. Молился на нее, любовался на ночь, и утром вставая. Лелеял. Унес начисто все, окаянный.
— Так, Егерь, мы же… — начал Орк, но его перебил Никита.
Он встретился взглядом с Бродягой, свисающим с полки. Глаза того были полны отчаяния, переживания и сочувствия. Как и лица всех остальных.
— Егерь, не сжигай себя в отчаяниях пустых. Все на этой Земле, видно, по спирали вращается и развивается.
Он дотянулся до подсумка, пошурудил в нем и вынул перечисленные Егерем предметы. Даже «глаз» на цепочке. Сложил их на столике, предварительно сдвинув тарелки в сторону.