Страница 61 из 118
Я не злилась на неё за это. Лучше узнать всю жестокую правду, чем напрасно надеяться и беспомощно винить кого-то. Я отчётливо понимала, что мне придётся смириться с произошедшим и как-то это принять.
Однажды я спросила женщину, которая представилась Даргиной, сколько дней я нахожусь в её доме. Она сказала, что почти три недели. Боль к тому времени стала слабее, я могла шевелиться и уже подумывала, как бы встать с постели. В тот день после завтрака я решила сделать первую попытку и для начала села. Отвыкшее тело сразу налилось свинцом, показывая, что оно против. Я одёрнула одеяло и опустила свои сравнительно целые ноги на пол. Почувствовав ступнями приятную прохладу, я воспрянула духом и попыталась встать. На последующий грохот в комнату влетела Даргина и подскочила ко мне. Как оказалось, ноги совсем не хотели меня держать и попросту подогнулись под весом тела.
Последующие дни я посвятила ослабшим конечностям, раз за разом, теперь уже с помощью Даргины, пытаясь встать. Дело продвигалось медленно, каждый шаг давался с трудом, по сути, я заново училась ходить. На пятый день я смогла пересечь комнату. Пусть с трудом, на трясущихся ногах, но смогла, причём уже без всякой помощи. Даргины не было дома, и я не могла поделиться этой победой.
Осмотревшись, я направилась к дверному проёму, в котором вместо двери висела плотная занавеска. Отодвинув её в сторону, я увидела крохотную кухню, дверь в туалет и узкий коридор с зеркалом у входа. Застывшим взглядом я смотрела на холодный овал стекла, отражающий кусок кухни. За всё моё пребывание в доме Даргины я ещё ни разу не видела своего отражения, и, честно говоря, мне и сейчас не особо хотелось его видеть. Поборов сцепивший сознание страх, я медленно, прислоняясь к стене, побрела к пугающему овалу. Не поднимая глаз от пола, я приближалась к правде.
Встав напротив, я постаралась успокоить бешеный ритм сердца и, несколько раз глубоко вздохнув, подняла глаза. Увиденное заставило меня вновь их закрыть и сильно зажмуриться. Тело стала сотрясать мелкая дрожь, и я чувствовала, что начинаю впадать в истерику. В голове стояло ясное понимание, что надо пройти этот путь до конца, надо заставить себя посмотреть ещё раз. Я вновь открыла глаза. Смаргивая подступившие слёзы, тут же потёкшие по щекам, я смотрела на то, что от меня осталось. Отощавшая, с белыми волосами, заплетёнными для удобства в косу, я была похожа на привидение. Эффект усиливали огромные на фоне худобы глаза, которые поменяли цвет. Вместо карих они стали светло-голубыми, словно выцветшими. Тонкие брови — белёсыми, а потрескавшиеся пухлые губы представляли и вовсе жалкое зрелище. От груди, поднимаясь по шее и оканчиваясь на правой скуле, пунцовели два широких шрама. От былой меня практически ничего не осталось. Я не узнавала сама себя.
На ладонях всё ещё были повязки, а вот предплечья были открыты, являя всё своё уродство. Мне оставалось только одно — взглянуть на скрытое рубахой тело. По прошлым ощущениям боли я понимала, что и оно не в порядке. Пошатываясь на уставших от непривычно долгого стояния ногах, я потянула рубаху и, сжав от болезненных ощущений зубы, стянула её через голову. Опустив руки с тканью, я увидела в зеркале исполосованное шрамами тело. Начиная от шеи и заканчивая бёдрами, всю меня украшали похожие на ожоги полосы. Повернувшись спиной, я увидела, что на ней ничего нет, и это помогло понять, что же произошло. Вывод был только один: это всё последствие отскочившего от Салейны заклинания. Огромный обрывок впечатался в меня, когда сестра ударила по нам волной огненной энергии. Кто знает, окажись у меня на тот момент зеркало, может, я бы смогла снять с себя этот злосчастный обрывок. Хотя, учитывая моё практически бессознательное состояние, вряд ли бы что вышло.
Я с трудом перешла на магическое зрение. Моё предположение оправдалось: это действительно был обрывок плетения. Подняв руку, даже особо не надеясь на чудо, я провела по куску заклинания. Ничего не произошло. Пальцы просто прошли сквозь него. Или я потеряла свою способность к разрушению магии, или уже слишком поздно…, а может, и то, и другое. Мои ноги подогнулись, я осела на пол и завыла, словно раненое животное. Моё тело начало сотрясаться от рыданий. От осознания безысходности, от пережитой боли и неясного будущего хотелось кричать во всё горло. Меня накрыло волной такой удушающей жалости к себе, что стало невыносимо тошно. За своими безудержными всхлипами я не услышала, как открылась входная дверь и рядом оказалась Даргина. Крепкие руки помогли подняться с пола и довели до постели. Не прекращая рыдать, я спряталась под одеялом, словно оно могло хоть как-то отгородить меня от правды. Даргина не останавливала меня и не пыталась успокоить, давая возможность избавиться от нахлынувшего отчаяния.
На второй день моего унылого валяния и жалости к себе Даргина решила всё это прекратить. Она заставила меня умыться и поесть, а затем начала непростой разговор.
— Ты понимаешь, что должна взять себя в руки?
— Зачем? — безразлично спросила я.
— Чтобы жить дальше.
— Зачем ты спасла меня? Надо было оставить умирать.
— Ты бы хотела сдохнуть на грязной дороге?
Я молчала, не зная, что на это ответить.
— И всё равно почему ты забрала меня к себе?
— Ты фейхас, как и я. Но я бы тебя не нашла, если бы он не сказал.
— Кто?
— Тень. Ты знаешь.
— Ты можешь с ним говорить? — удивилась я, чётко понимая, что Даргина говорит о моём отце.
— Не так, как с живыми. Он говорит здесь, — Даргина указала пальцем на голову. — Но не как обычный человек, это скорее слова-команды.
— Почему я не могу его слышать?