Страница 84 из 94
- Аська, ты вообще мышей не ловишь… - завёл он из-за двери шкафа, но стоило ему взглянуть на меня, как сразу же насторожился, - что случилось?
- Да ничего, - недовольно буркнул супруг, - учил её, вот…
Муж подошел к кухонному столу и принялся чистить картошку, которую я взялась мыть. Я удивлённо вскинула на него взор, но он этого не заметил.
- Судя по вашим лицам, всё отлично, – скептически заметил врач, бросив своё занятие и подойдя к нам.
- Как резать? – обратился ко мне Герман. Я показала фалангу указательного пальца, он кивнул и принялся крошить почищенные клубни. - Понимаешь, друг, она не сможет отбиться и от стада зайцев, если они решатся её атаковать. Да, чёрт! – Муж с размаху с грохотом положил нож на стол. Я скосила глаза, потому что мне показалось, будто доска, на которой он кромсал клубень, раскололась. - Даже если они так и не решатся нападать, она с ними не справится!
Вот это уже было враньё! Я схватила блокнот и, капая мокрыми пальцами на лист, написала:
- Ага! Он большой и сильный дядя, а я никчёмная трухлявая гнилушка, неспособная шевельнуться! Но вот один вопрос: как я сюда добралась?
Риши ухмыльнулся, прочитав записку, а супруг вырвал её у друга и пробежался по ней взглядом. Его скулы побелели, а глаза метали молнии.
- Послушай, - он говорил тихо, но от злобы, слышавшейся в голосе, у меня аж заложило уши, - я, конечно, безмерно виноват, что не взял тебя сразу с собой. Но позволь напомнить, чем закончилось твоё путешествие? Вы оказались в Лагере и сами оттуда уже выбраться не могли. Имей ты хоть какие-то навыки выживания, возможно, туда бы вы не попали.
Это уже был нечестный выпад, я от удивления открывала и закрывала рот, словно рыба.
- Я не уловила сути про Лагерь, объясни, пожалуйста, ещё раз, - когда писала, я чувствовала, как у меня заходили желваки.
Всё-таки хорошо ссориться на бумаге: пока один напишет, пока другой прочитает… Герман понял, что сморозил глупость, упомянув про Лагерь, ведь и сам он там однажды умудрился оказаться. Да тут две трети повстанцев, тренированные и матёрые, были из Лагеря. Он просто молча чистил и резал овощи, не продолжая разговор. Риши поспешил ретироваться, еще когда любимый начал на меня наезжать, и уже заканчивал паковать вещи.
Обед прошел в тягостном молчании. Лишь когда я собрала тарелки, мужчины заговорили:
- Когда уезжаешь? - Герман сидел с задумчивым видом и чуть ли не в пол уха слушал ответ товарища.
- Вечером двинемся. Ли и Абра уже выходят. Мы пойдём позже, всё равно, пока суть да дело… в общем, сутки бездельничать.
- Сколько машин берёте?
- Да вроде парочку. Один тягач и грузовик-бегунок.
- Ужинать придёшь?
- Нет, милая, сегодня меня не будет на ужине, - врач скорчил рожицу, и муж усмехнулся, прогнав ненадолго с лица сумрачное выражение, - ну что ж, пойду я. - Риши встал, и они с моим супругом крепко обнялись. Затем он подошел ко мне. - Слышь, подруга? Не убивай его до моего прихода, потерпи. Я вернусь, и тогда хоть ножом пыряй. А то психанёшь и потом жалеть будешь. Когда я буду под рукой, всё получится проще: ты – покалечила, я – подлатал, - он, подмигнув, заключил меня в медвежьи объятья.
- Я вам не мешаю? – притворно оскорбился любимый.
- Конечно, мешаешь, - откликнулся друг, разворачиваясь и не выпуская меня из объятий, приподнял, как пушинку, коей я не была, - но ума не приложу, куда тебя деть. Ладно, ребят, - наконец, разомкнув руки, он пошел к выходу и уже у самой лестницы обернулся, - до встречи, - мы молча кивнули в ответ. У Риши было такое лицо, что трудно описать словами. На нём отражались и беспокойство за свою судьбу, и не желание уходить из этой спокойной и размеренной жизни, и тревога, и ещё много всего, не поддающегося описанию, но, как не странно, мы понимали, что он чувствует. Вот и закончился коротенький эпизод в нашей судьбе. И хоть он был заполнен переживаниями, это, пусть ненадолго, но была мирная жизнь. Каждый из нас каким-то шестым чувством осознавал, что так у нас уже не будет, но в данный момент в это не верилось. Хотелось думать, что впереди только хорошее.
56
Когда стихли шаги врача, я вернулась к мытью посуды. Обида на мужа клокотала во мне с неутихающей силой. Как он мог такое сказать! Почему, стоило ему начать тренировать меня, он завел такие обидные речи? То я была молодец, что пошла за ним и таки оказалась здесь, теперь же я стала глупа и бесполезна, как подушка, набитая пухом. Её бьют, а она и защититься не может. Конечно, адекватно я понимала, навыков в драке у меня никаких, из опыта обращения с оружием только ружьё, да и то стреляла я из него пару раз, и справиться со мной не составит труда, но всё равно нельзя бить по больным местам. Нельзя казнить человека, когда он выбрал единственно правильный путь. Я была настолько погружена в свои мысли, что, наверное, не заметила бы, разверзнись земля у меня за спиной, куда уж услышать шаги. Поэтому, почувствовав на своей макушке прикосновение губ, я вздрогнула.
- Ася, – позвал он почти шепотом, и его голос запутался в моих волосах, становясь ещё глуше. Я продолжила вытирать тарелки, стараясь не потерять той злости, которая норовила моментально испариться, стоило ему меня коснуться. - Ася, я дурак. Я самая большая бестолочь, которая только может быть, - борьба с собой мне явно не удавалась, решимость не прощать таяла быстрее, с каждым словом напоминая мартовский снег, согретый горячим весенним солнцем, - как мой язык только повернулся это произнести! Ты цветок, нежное создание, выросшее, не зная злобы и несправедливости. Откуда в тебе взяться умению воевать и агрессии? Ведь это из-за меня ты сейчас вынуждена постигать эту мерзкую, по своей сути, науку. Из-за меня учишься защищать себя, а чуть позже тебе придётся учиться убивать людей. Чёрт! Я так хотел бы оградить тебя от этого, чтобы ты не ведала ни боли, ни жестокости, но я только и могу, что научить всему, что умею. Почему я появился в твоей судьбе? Ей-богу мне было бы легче и спокойнее, живи ты привычной жизнью в селе, чтобы даже не знала о моём существовании, чтобы твоё сердце не билось чаще при мысли обо мне, - он взвыл с отчаяньем. Протянув руку, я, не оборачиваясь, погладила его по щеке. Как знакомо мне было это чувство, когда готов вырвать себе сердце, лишь бы оградить любимого от всех бед. Как я хотела, когда шла сюда, сделать всё, чтобы его жизнь была легче, пусть даже я ему была бы не нужна. Это глупое, безотчётное желание счастья близкому человеку любой ценой. Мы, как два озлобленных зверя, сначала кусаем друг друга, а потом принимаемся зализывать раны. Из-под моих ресниц покатились слёзы, одна из них предательски шлёпнулась на стол. Супруг замер, заметив это.