Страница 4 из 94
- Присаживайтесь, - обратилась она к пришедшим, - регистратор будет вызывать тех, кто подал заявления, и тех, у кого сегодня назначен день создания ячейки.
Молодые люди и девушки принялись рассаживаться на стулья небольшими группками, кто-то садился поближе к столу регистрации, кто-то, наоборот, подальше. Я, немного постояв у входа, решительно направилась к вершительнице моей судьбы, сидящей за столом. В конце концов, из-за меня назначен сегодняшний день, да и фамилия моя одна из первых в списке, это точно.
Дойдя до стола, я озадаченно остановилась. Внешность женщины удивила меня: волосы всех цветов радуги были начёсаны и собраны в невообразимо высокую причёску, из-за длинных ресниц, украшенных стразами, было не видно глаз, а её одежда чёрно-лилового цвета мерцала и переливалась. Собравшись с мыслями и отойдя от шока, вызванного внешним видом регистраторши, всё-таки в сельской местности, да и в небольших городах, люди выглядят как люди, а не как дикие попугаи, я протянула ей заготовленную записку: «Добрый день, меня зовут Василиса Район Сол Виндзор, вы не могли бы провести первой мою процедуру создания ячейки?».
Дама непонимающе подняла на меня взор, ну, или мне так показалось из-за её взмаха ресницами:
- А почему ты мне записки даёшь? Ты что, сказать не можешь?
Я отрицательно помотала головой и дала ей ещё одну записку: «Я немая».
- О! Извини! – Она покопалась в своём самопишущем планшете. - Нет, твоя процедура чуть позже. Присядь, - тон стал повелительным.
Я, вздохнув, потащилась на стул, где-то в середине зала. Сверившись со списками, чиновница вызвала первую пару. После короткой беседы влюблённые расписались и удалились. Она вызвала следующих. Из-за безделия я начала осматривать присутствующих. Девушки были одеты в свои лучшие платья, кто-то ярко накрасился, пытаясь подражать модницам из главных городов, которых, к слову, мы видели архи редко, поэтому стоило взглянуть на регистраторшу, и становилось понятно, насколько их попытка была жалка. Жители села практически не выбирались в центральные города. Это нам было без надобности. Все службы, которых не было здесь, обязательно приезжали или по вызову, или раз в полгода. Я уже говорила, что народу у нас много, более двухсот человек. Вздохнув ещё раз, оглядела зал и краем глаза заметила, что в дверях кто-то появился. Когда я повернулась, по моей спине скользкими лапками пробежал холодок.
3
В дверном проёме стоял Герман, заслоняя своей спиной свет, из коридора стремящийся просочиться в сумерки у входа. Единственный холостяк в нашем селе, кому было больше двадцати пяти. Он был старше меня на три года. Когда мы учились в школе, этот юноша был мечтой всех девушек. Голубоглазый красавец с шевелюрой цвета спелой пшеницы и идеальной фигурой, он, ко всему прочему, был весельчаком, балагуром и душой компании. Ровесницы мечтали, чтобы он хотя бы взглянул на них, а парни хотели быть похожими на него, статного, с литыми мышцами, обаятельного юношу.
Таким он был, пока не выбрал профессию. По тесту выходило, что ему стоит связать свою жизнь с профессий военного, и он с радостью отправился служить. Было б странно, если бы он отказался, с его характером - защитника слабых. Он уехал. Я никогда не понимала, зачем нам армия, если мир - это одно большое Общество, и воевать нам, по сути, не с кем. А через два года его привезли, точнее, привезли то, что от него осталось. Его матери, тетушке Ирме, сообщили, что произошел несчастный случай, и взорвалась машина, в которой Герман вёз боеприпасы на учения. Его, в прямом смысле, собрали по кусочкам, а единственное, что почти не пострадало, было его красивое лицо, на нём был только один шрам, который тянулся от уха до подбородка по контуру. Врачи сказали, что жить ему месяц или два - максимум год. Но они не знали его мать! Милая и добрая старушка была сельской знахаркой.
Знахари были редкостью, а официально их вообще не было, но в старых больших сёлах, как наше, обычно были потомственные знахари или шаманы. Три года тётушка Ирма выхаживала своего сына, не раз по селу шел слух, что Герман умер, но вопреки молве, два года назад, он вышел из дома. Его мать, казалось, только и жила ради того, чтобы выходить сына, потому что через месяц она тихо умерла ночью во сне. Мужчина же устроился работать на ферму шофёром, но от того приятного парня, каким он был, не осталось и следа. Он превратился в угрюмого и неразговорчивого, на всех смотрел исподлобья. Когда он шел по улице, прихрамывая на левую ногу, люди старались перейти на другую сторону, настолько от него веяло негативом и даже злом.
И вот сейчас он зашел в зал, единственный мужчина без пары. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять - именно его Комиссия подобрала мне в суженые. Правильно, ведь надо же было нас куда-то девать. Одинокими в нашем Обществе были только вдовы и вдовцы. Ведь одинокий человек не счастлив, а несчастливый человек не может хорошо трудиться, на благо Обществу. Я глубоко вздохнула. Ну что ж, если судьба уготовила мне жить с ним, значит, так тому и быть. Я оправила платье и ещё раз взглянула на мужчину.
Герман огляделся, лишь несколько пар не соединили в ячейки, потом взглянул на меня, отчего показалось, что мне за шиворот посыпались муравьи, не могу даже точно сказать, что почувствовала: то ли восхищение, то ли страх. Окинув меня взглядом, он подошел, прихрамывая, и сел на стул рядом. Мы молча дожидались, когда назовут наши фамилии, он не стремился говорить, а мне как-то не с руки было.