Страница 14 из 22
— Почему воины седлают лошадей, Райан? Они куда-то собираются? — голос Даниэль дрогнул.
Девочка обошла кресло, и доверчиво забралась на колени Кендала. Он развёл руки, не зная, что лучше предпринять: поднять её или обнять. Даниэль решила за него, как и всегда. Она опустила свою золотистую голову на его грудь, и закрыла глаза.
— Твоё сердце стучит так громко, я всегда буду слушать его. Как хорошо, что ты с нами. Теперь всё будет хорошо… — девочка зевнула, удобнее устраиваясь у него на коленях.
Райан совсем растерялся. Ему пора уходить. Но Даниэль уже безмятежно спала, вновь сопя ему в шею. Вдруг он поймал себя на мысли, что вставать вовсе не хотелось. К своему удивлению он желал сидеть вот так, глядя на камин, и слушая спокойное дыхание спящего ребёнка.
Но должен был подчиниться. Вернувшийся за ним воин, склонивший в почтении голову, беспристрастно напомнил ардианцу об этом. Райан кивнул, взмахом руки отпуская солдата. Он осторожно поднялся, и уложил сонное дитя в просторное кресло. Накинув край тёплого пледа на Даниэль, Кендал расправил её волосы. Затем кинул последний взгляд на спящую девочку и поспешил покинуть замок.
Вейн подвёл лошадей, галантно перепрощавшись со всеми горничными в замке. Их воины уже выдвинулись, ожидая своего предводителя у внешних ворот. Солнце клонилось к земле, и им следовало бы поторопиться. Райан отдавал последние распоряжения Гаю. Вейн видел, что воин даже не смотрит в сторону хозяина, отведя взгляд. Весь его внешний вид говорил о том, что было у телохранителя на душе. Вейн нахмурился, глядя, как Райан не выдержал и вновь схватил упрямца.
— Ты должен заручиться поддержкой Ральфа, чёртов мальчишка! Не мне тебя учить, как убедить его! Полагаю, ты в этом мастер…
— Будь он проклят! — процедил сквозь зубы Гай.
— Пусть он будет хоть трижды проклятым. Но он вам необходим. Те люди, что остаются с вами, не подведут тебя. Пусть они не сильны в бою, но ты не будешь опасаться за свою спину. Но вас мало. Я не могу обещать тебе чего бы то ни было, — мрачно продолжил Райан.
— Мы жили и без тебя! — выкрикнул Гай. — Проживём и дальше!! Чёртов ардианец…
— Всё верно, — глухо отозвался Райан. — Именно это я и хотел от тебя услышать.
Он собрался идти, но его чувствительно стукнули по ноге. Резко развернувшись, Райан едва не налетел на неё. Даниэль в обиде скривила губу, и снова пустила в ход свои кулаки. Ардианец не удержался, и поднял её на руки.
— Я должен идти, Даниэль.
Она, не моргая, смотрела в его серые глаза. Через миг два горьких ручья полились по её раскрасневшемуся лицу, приводя в полное смятение горемычного «мужа».
— Ты не должна плакать. Слышишь?
Совсем неожиданно, Даниэль обняла его за шею, и прижалась щекой к его небритой щеке, оставляя мокрый от слёз след.
— Ты же никогда меня не забудешь? — глядя большими глазами, с надеждой спросила она.
Райан молча кивнул, опуская девочку на землю.
— Когда ты вернёшься, я обязательно встречу тебя у входа, — Даниэль обтёрла мокрые щеки. — Я буду очень сильной. Я должна быть сильной. Иначе ты не будешь гордиться мной, когда тебя спросят.
Она подарила ему добрую улыбку. Райан с грустью глядел на смешную щербинку на том самом месте, где уже показались новые белоснежные зубы. Он шёл на войну — у его невероятной жены резались зубы…
— Я уже горжусь тобой, — его голос был мягок и тих.
— Так ты скажешь тем, кто тебя спросит? — девочка глядела на него, подняв золотую голову.
— Так я скажу любому, Даниэль.
— Значит, покидая наш дом, ты осознал своё счастье, муж мой?
— Я осознал, каким оно могло бы быть, — Райан коротко склонил голову, и уже через мгновение был в седле.
Не оборачиваясь, он покинул внутренний, а затем и внешний дворы, уезжая прочь, не ведая, ступит ли его нога ещё раз на эту землю. Вейн обогнал воинов, следовавших с ними, и поравнялся с другом. Он снял шлем, обращаясь к Райану.
— Ты не сожалеешь?
Тот угрюмо молчал.
— Всё же?
— Нет!
Вейн недоверчиво покачал головой, замечая, как друг всё чаще и чаще опускает взгляд на свою седельную сумку. К вечеру, довольный, он наблюдал, как Райан неловко вытащил измятый венок и быстро запихнул его за доспехи на своей груди. Продолжая путь с невозмутимым видом, он надел шлем, приказывая себе не оборачиваться.