Страница 69 из 97
– У Фанира дружины хватит командира нашего защитить, коли что. Да и мы без свиты не отпустим, – улыбнулся моим сомнениям Паркай.
– Та смерть страшна, что из-за угла да ядовитым, вишь, ножом из темноты, – одним взглядом стерев улыбку с лица молодого воеводы, пробурчал комендант. – Или стрелой каленой издалека. Тут, вишь, и дружина великая не поможет. Здесь-то, у нас, каждый новый человек на виду. А там гостей толпы будут. Пихнет кто-нибудь жалом, и спросить не с кого будет.
Кулак старого воина, сжавшийся чтоб вдарить по грубым доскам, так и замер нерешительно в вершке от поверхности стола.
– Этого-то как раз легко избежать, – розовый от похвалы Яролюбовой повести и от выпитого вина, причмокнул губами Парель. – На каждом Ritterturnier с полдюжины рыцарей есть, кто шлема боевого на людях не снимает и имени не объявляет. А уж сколько не своими именами называются – тех и вовсе не счесть. Славу-то и удачу за хвост далеко не каждый, юноши, ловить приезжает. Многие ценные призы жаждут, чтоб в звонкие монеты их обратить.
– Это как? – удивился Паркай, распахнув глаза, кажущиеся серыми в свете факелов.
– Множество чудесных вещей, мой юный друг, есть на белом свете…
– Да уж чего же здесь чудесного? А коли подлог откроется?! Это ж стыдобища то какая! Отцы от чад таких отрекутся, что стыдятся именем их называться…
– А-а-а! – сложил пальцы-колбаски на животе жрец. – Вот ты о чем. Так ведь по их правде, каждый из рыцарей в братстве общем состоит. И хвалятся, будто им не важны титулы и имена. Хотя… оно конечно… да…
– И что? – не унимался воевода. – Так и любой из этих твоих рыцарей и князем назваться может? Или принцем?
– Да тьфу на тебя, – огорчился кому-то-брат. – Еще чего не хватало. За это можно и головы на плахе лишиться.
– Значит, чужим именем можно, а князем уже нет? – все-таки уточнил Паркай.
– Ну да.
– И за ложь это не считается?
– Среди рыцарей – нет.
– И ты предлагаешь, чтоб и наш командир врать начал?
– Нет, ну почему сразу врать…
– А можно ли прозвище временное вместо имени сказать? – вклинился я в разговор.
– Многие и так поступают, – обрадовался поддержке Парель. – Есть воины славные, чьи прозвища более имен известны.
– Ну так надо Ратомиру такое, чтоб и враг запомнил, и врать не приходилось.
– Здорово! – тут же загорелся идеей Паркай. – Древним князьям орейским тоже прозвища давали. Множество правителей добрых у нас было, от отцов к детям. А в памяти - все одно прозвища остаются. Нешто мы такое командиру нашему не сочиним?
– Бедняга, – делано посочувствовал Яролюб, притянутый разговором с другого края стола. – Ты ж теперь спать не сможешь, все прозвания выдумывать будешь.
– Ха! – разулыбался Панкратыч. – Я выйду да отроков наших, что кабанчиков во дворе на кострах жарит, спрошу. Все скопом, да под меды хмельные столько прозвищ навыдумываем, всем воеводам хватит!
– Пожалуй, нужно помочь тебе выбрать самые достойные, – темноволосый дубровичец продолжал подначивать. – Чтоб потом не пришлось…
– Я присмотрю там за принцем, – выговорил я. Поймал вдруг себя на мысли, что уже не могу представить Ратомира, путешествующего без меня.
– Тебе-то это зачем? – предсказуемо удивился Яролюб.
– Сказывают, немцы и среди стрельцов чемпиона ищут. Следует глянуть, кого они там лучниками называют.
Именно это я и Ратомиру сказал. Утром, глядя в его удивленно распахнутые глаза. Командир, видимо, думал, мы станем спорить, уговаривать его подумать еще раз и не ездить. А вместо этого услышал, что вещи собраны, лошади оседланы. Доспехи готовы, укрыты кожаными чехлами от влаги и уложены в сумки заводной лошадки. Узду боевого коня, лучшего из тех, что были, крепко держал в кулаке Бубраш. И, похоже, никому не намерен был эту честь уступать.
– Сговорились? – фыркнул принц.
– Мы и прозвище тебе придумали рыцарское, – смутился Паркай. – Чтоб чужими именами не зваться, память предков попирая…
– И как же мне зваться, воевода?
– Победоносный.
– Как? – пуще прежнего удивился Ратомир.
– Победоносный, – теперь уже без особой уверенности в голосе повторил молодой воин. – Не по сердцу чтоль?
На звуки громоподобного смеха сбежалась половина войска. Посмеялись за компанию. Тут же и в путь-дорогу проводили.
Мост меня потряс. Длиной в целую версту и такой широкий, что две повозки легко разъехаться могли. Он был сложен из такого количества камней, что легко хватило бы выстроить вторую твердыню, равную Чудской. Шестнадцать огромных опор, каждая с небольшую крепость в виде голов исполинских баранов, держали каменную дорогу над водой. И на каждой площади, устроенной на опорах, возвышалась пара прекрасных статуй.
В пяти дневных переходах к югу от Камня, в месте, где сливаются стремительная серо-зеленая Шелеска, текущая с Железных гор и Круша – темная задумчивая гостья из Великого леса, на островке возвышаются развалины совершенно древних построек. Старики говорят, даже Спящие не помнили, кто и зачем выстроил из нездешнего белого камня богато украшенные резьбой и статуями храмы. Как, впрочем, не ведали и того, когда и почему оказались разрушены.
Барон Эмберхарт, не тот корыстный старик, что чуть не продал принца эковертову посольству, а другой – правивший городом во времена чудского сражения, привез из Империи мастеров, выдумавших и построивших этот потрясающий мост. Немецкие, игларские да и орейские купцы охотно скинулись серебром ради такого дела. Князь Каменьский же привез для украшения величественной постройки тридцать две каменных фигуры, найденные в тех самых древних развалинах.