Страница 4 из 104
– Скажу... – Я из последних сил выдохнул, разглядывая толпы золотых мушек перед сереющей картинкой. – Ганга-бразе надо сервопривод до ума довести, на двух пальцах неконтролируемый тремор.
Здоровяк сердито насупился на неприятное прозвище, подбросил меня правой еще выше и легонько пробил в солнечное сплетение. После чего швырнул мою скрюченную тушку на пол и отошел в сторону, освободив место новому персонажу.
Не дожидаясь, когда я выблюю остатки желчи, коротко стриженный седой мужчина плеснул на поцарапанную щеку теплой воды и процедил:
– Запомни, умник. Это ты у себя дома был доктор. Тут это имя еще надо заслужить. Поэтому твое место у входной двери и не отсвечивай. Пока ребята тебя в самом деле не прикопали. Понял?
У меня не было даже сил кивнуть в ответ.
– Сиди молча и не доставляй мне проблем, пока твои бумаги не сунут под зад полковнику. Неделя-две, и тебя переведут от нас к тыловым крысам. Постарайся добраться до них целиком, а не по частям. Мне будет лучше, если не придется отписываться за заблудшего покойника.
И неизвестный доброжелатель ушел так же бесшумно, как и появился. А я остался валяться на полу, как выпотрошенная рыба, хватая воздух распахнутым ртом. Как говорится, вот и познакомились...
* * *
К вечеру я разобрал груду обмундирования и сухпай, рассортировав выданное между жестяным шкафом для одежды и крошечной тумбочкой. Банки оставил в ящике и запихал под кровать. Когда вернулся из душевой, обработав порез, обладатель ожога уже ковырял ножом россыпь прессованной говядины, сублимированных супов и сгущенки. Протиснувшись мимо него, я убрал походный хирургический набор под подушку и тихо заметил:
– Странно. Ни «конгеладо», ни «боррачи» никогда не крысятничали. *
* «Конгеладо», «Боррачи» – названия банд в Латинских кварталах
Солдат медленно поднялся, и переспросил, уперев кончик ножа мне в грудь:
– Что ты сказал, йеббо? **
** yobbo (исп.) – паршивец
– Ты меня за стол приглашал, чтобы долю в продуктах требовать? Нет? Тогда катись... Или я при случае расскажу моим бывшим соседям, что «латино» испортились, стали втихую по чужому барахлу шарить.
– Что ты знаешь о моих родных, «мясо»? – еле слышно прошипел мой собеседник, с трудом сдерживая ярость. – Газеток начитался и решил за крутого сойти?
– Я три года тебе подобных штопал в «Бюргере» и угол снимал над рыбным рынком. А с Пабло из Боррачи каждые выходные мотались на мото-корриду. Поучи меня еще, что правильно и как себя надо вести в приличном обществе.
Клинок медленно вернулся в ножны, и подобный ртути подвижный боец похлопал меня по плечу, оскалившись во весь искривленный рот:
– Надо же, земляка встретил... Земелю... Слушай сюда, белый урод. Я успею проверить каждое твое слово до того, как задницы из штаба разберутся с бумажками. И аккуратно вырежу все буквы из сказки у тебя на лбу. В назидание другим...
Оставшись в одиночестве, я обессиленно присел на жесткую кровать, не пытаясь скрыть дрожь в коленях. Да и какой смысл скрывать – эти битые жизнью мужики отлично все видели. И при первой же моей оплошности или слабине свернут мне шею... Но по-другому я не умел. Если не воевать за место под солнцем – сожрут. И не посмотрят, что ты гений от медицины.
Уняв мандраж, я постарался успокоиться. И ничего такого, рабочие моменты. И даже не страшно. Хуже было, когда в клинику ввалились «убитые» напрочь залетные, подстрелив охранника и согнав дежурную смену в операционную. Как ни странно, мы тогда даже сумели отделаться всего лишь разбитыми губами, разгромленным лекарственным ларьком и грудой мусора в холле. Еще хуже было, когда подъехали банды, контролировавшие район, и устроили войну за больницу, вышибая чужаков прочь. Вот тогда мне было совсем «весело». Да и не объяснишь ничего спятившему от передоза наркоману с автоматом в руках. А тут что, тут меня даже слушают. Периодически...
* * *
Когда на плацу зажгли свет, седой командир выгнал всех на вечерний променад. И первое, что я успел сделать, так это испортил ему настроение.
– Упор лежа принять! По моей команде...
– Прошу прощения, но мне нельзя отжиматься. И тем более на кулаках.
Похоже, меня ожидала ночная экзекуция. Очень уж характерный взгляд я заметил у моих сослуживцев. Попытка объясниться положение исправила мало:
– Мне нужно будет оперировать. Поэтому я должен беречь руки.
– Я не получал приказа о зачислении тебя в штат доктором. Только отметка о «штатной единице в медицинской службе». А это может быть и фельдшер. И медбрат. И даже солдат, прослушавший курс об оказании первой помощи... Но раз тебе надо беречь руки, то я готов пойти на встречу и заменю упражнение... Ногами ты не оперируешь? Отлично. Будешь приседать... И делай РАЗ! Делай ДВА! Делай...
К полуночи я добрался к кровати как на костылях. В ушах звенело:
– В моей группе появилось слабое звено! А выживание группы строится именно на том, как выполняет свои обязанности слабейший! Даже если наш санитар не владеет рукопашным боем и не способен выбить на стрельбище сто из ста, он обязан дотащить на себе перевязочные материалы следом за боевыми товарищами во время марш-броска, а затем оказать необходимую помощь! И пока по недоразумению этот доходяга числится под моим командованием, он будет соответствовать нормам спецназа! Ты понял меня, санитар?! Тогда упор присев принять! К выпрыгиваниям приступить! Делай РАЗ! Делай...