Страница 13 из 59
Какая же здесь красота! Тишину нарушают только трели птиц и беспокойство ветерка высоко в кронах деревьев, да еще лошади щиплют траву и трясут головой, отгоняя назойливых насекомых. Голубое небо подглядывает за нами сквозь кружево листвы и прячется снова. Покой.
Видя, что никакими угрозами меня не сдвинуть с места, Танн примостился рядышком, закинув руки за голову.
– Может, расскажешь мне про свою семью?
– Ты же говорил, что знаешь про нее!
– Одно дело, в каком виде она дошла до моих ушей, и совсем другое подлинная история!
– А чего ты у Рисаны не спросил?
– Мне интересно послушать ее из первых уст. Так расскажешь?
– Да ничего особенного. Моя мать работала служанкой во дворце. Однажды она убиралась в императорской спальне, когда туда зашел правитель. Это была любовь с первого взгляда, как в сказке.
– А как же правящая императрица?
– У правителей доля такая – жениться не по любви, а за того, на кого укажут родители в интересах государства. Он жене не изменял, но из служанки сделал мою мать фрейлиной при императрице. Был жуткий скандал, но он настоял на своем. Потихоньку от всех, обучал ее манерам и этикету. Не сам, конечно, а придворный учитель. Моя мама старалась, и у нее получалось все лучше и лучше. На выпады императрицы не реагировала, на провокации не поддавалась. А когда стало совсем нестерпимо, вмешался сам император и поставил условие, что ее Величество не трогает фрейлину, а он не отсылает ее в Северный замок.
Были, конечно, попытки отравить мою мать, но она готовила сама и видела, когда еду кто-то трогал. Хотя один раз все же вызывали лекаря и ему, слава Богине, удалось ее спасти. После чего у императора с императрицей состоялся серьезный разговор и маму больше не трогали.
Правящая императрица скончалась при родах, оставив императора с младенцем на руках. Ребенку нужны были оба родителя, и мой отец женился на моей маме. Став императрицей она заботилась о приемном сыне, как о своем собственном, даже няньки редко получали его в руки. Через год родилась я, плод взаимной любви. Вот, в принципе, и все.
– Ничего себе «все»! Можно легенду слагать. А как брат относится к тебе?
– Отлично относится. Жалеет только, что родился первым, так как груз ответственности за государство ложится на его плечи. И невесту ему уже подбирают при всем его сопротивлении, с каждого бала умудряется сбежать.
– А тебе подобрали уже жениха? – с легкой тревогой, которую старался скрыть изо всех сил, спросил Танн.
– Было дело.
– И как? Понравился? Когда свадьба?
– Я пока что свободна, потому что никто на свадьбу еще не согласился.
– Почему? – изумился он и с легкой иронией добавил. – Они для тебя недостаточно хороши или ты для них?
– Когда просыпаешься в дегте и в перьях, о свадьбе как-то думается в последнюю очередь, пытаешься избежать скандала. Ну, или когда роскошные локоны приходиться остричь почти налысо из-за того, что «неудачно» свалился с лошади в репейник и никакими маслами не смогли их привести в порядок. Когда у тебя, прям на балу, падают штаны, потому что ремень лопнул, тоже о свадьбе речи не идет . Чего ты смеешься?! Им вот было совсем не смешно! – из последних сил сдерживая рвущийся наружу смех, изобразила обиду.
Танн хотел что-то спросить, не мог выговорить и слова. Смеялся так, что из глаз слезы текли. Невозможно на такое смотреть и не присоединиться. Наконец, отсмеявшись от души, Танн смог констатировать:
– Ой, ты меня уморишь! Больше не могу, уже живот болит! Я с тобой своей смертью не помру – лопну от смеха!
– Не лопнешь! – успокоила его я. – Просто раздуешься как пузырь и улетишь, заодно и меня порадуешь.
Он пропустил мою издевку мимо ушей.
– А как родители отнеслись к тому, что ты с женихами сделала?
– Так же как и ты, когда никто не видел, а на людях только в след головой покачали, мол, такой растяпа и к императорской дочке сватается! Меня же за руку никто не поймал, так что официально я тут ни при чем. Но, почему-то желающие опозорится на все государство пока не находятся, чего я и добивалась.
– Мне жаль твоих родителей! С тобой же просто жить не возможно!
– А они со мной не просто живут, а весело живут! – я показала Танну язык.
– Ладно, давай трогаться в путь. Нам надо реку до темноты перейти.
Мы собрались, залезли в седло. Я об этом подвиге очень сильно пожалела, но не дам повода этому зверюге меня подколоть! И мышцы ноют и попа болит, просто ужас какой-то! А Танн стал забираться в седло все лучше и лучше. Он быстро учится!
К мосту мы ехали лесом, по окружным путям. Лошади, отдохнувшие и бодренькие, легко трусили вперед, так что путь сокращался все больше и больше.
– Смотри, там что-то горит! – указал Танн на небо, которое мелькало среди деревьев.
– Хочется верить, что это не мост! – прошептала я, борясь с нехорошими предчувствиями.
– Ты думаешь мост?
– Там и гореть-то больше нечему, – грустно произнесла я.
– В любом случае давай проверим.
– Если это мост, то реку можно будет перейти, только в нескольких днях пути вниз по реке.
Дальше ехали молча, разговаривать совсем не хотелось. К вечеру у самой кромки леса остановились посмотреть на догоревший остов моста. Смысла подъезжать ближе не было. Из-за нашей петли мы выехали далеко от дороги.
– Кто это сделал и, вообще, зачем это нужно было? – посмотрела я на спутника.
– Лучше подумать, что делать дальше?
– Давай остановимся на ночлег, утро вечера мудренее.
Отошли недалеко, так что сквозь деревья была видна река. Развели маленький костер, чтобы сварить кашу, приготовление которой взял на себя мой друг, сославшись на то, что здоровье ему еще пригодиться. Ну и хорошо, «баба с возу, кобыле легче», хоть и обидней. Расседлала и почистила лошадей, дала им овса, после чего занялась ночлегом.