Страница 58 из 85
Отец не дает мне вспомнить почему. Он выходит из мрака, как всегда облекаясь в человеческий вид, укутанный в длинный плащ до пят и надвинутым на лицо капюшоном, так что никто не смог бы разглядеть его лица. И это спасает, потому как лик его, наверняка, ужасен, даже для меня.
- Сузурри, мальчик мой, - начинает Отец спокойным ровным тоном, с едва уловимыми нотками иронии. Голос его скрипуч, высок, и неприятно режет слух, но привычен мне. - Наконец, я тебя поймал. Заставил же ты побегать. Но Закон един для всех, и ты знаешь: нельзя покидать Место без моего ведома. Ты можешь предавать кого угодно, но не Отца своего!
Отец поднимает голову и долго смотрит на меня, и хоть я не вижу ни глаз его, ни лица, но от происходящего кровь в моих жилах начинает стыть, а в голове смешиваются мысли. Остается одно желание, чтобы Он отвел взгляд. Отец отворачивается и принимается разбирать на столе какие-то пергаменты, продолжая говорить:
- Когда ты искушал ангела знаниями - я улыбнулся, когда ты совращал ангела - я радовался, но когда ты сам последовал за ангелом - я испугался. Доволен, что Суть твоя опять подтвердила свой высокий статус. Недаром я пестовал душу твою, растлевая вседозволенностью и разлагая пороками. Теперь ангелу не грозит перевоплощение, ставка Судьбе проиграна, и это, конечно, только твоя заслуга. Никогда она себя не простит, и думаю, когда отчаяние поглотит Тысячную полностью, ты сможешь довести свое дело до конца, прибрав к лапищам эту заблудшую овечку, - отец сухо смеется и этот смех похож на скрежет ногтя по стеклу. - Но наказание за своевольное оставление Места и за остальные запретные, даже для таких как ты, действия придется перенести. И я попробую совместить приятное с полезным. Немного боли от людей тебе не навредит, к тому же будет время подумать о Вечном. Иди, - и Отец делает взмах рукой, поднимая перед собой ураганный ветер.
Меня подхватывает и несет с такой скоростью, что я не успеваю понять или увидеть ничего вокруг, а прихожу в себя лишь, когда оказываюсь в пустой комнате, на неудобном жестком стуле. За мной захлопывается единственная дверь, исчезая во мраке, и я остаюсь с самим собой, окруженный четырьмя белыми и холодными стенами. Напротив висят огромные часы без циферблата, стрелки которых вращаются равномерно по кругу, а тиканье отдается в висках, с каждым щелчком давая импульс моей крови течь по жилам. Никуда телепортироваться я отсюда не могу. Здесь так пусто и бело, что взгляд непроизвольно все время возвращается на эти стрелки, насмешливо и бесполезно делающих очередной круг.
Отец хочет, чтобы я вот так, под монотонные щелчки вечности, просидел какое-то время, в ожидании возвращения памяти. А сам будет украдкой наблюдать, желая знать, изменился ли я после того, что произошло. Отец этого боится. Не многие его сыновья достигают таких вершин.
Он, бесспорно, меня любит, если такое существо, вообще, способно на чувства. Но мое тщеславие упорно твердит, что я выгодно выделяюсь на фоне других его Детей.
Когда я говорю Отец - я не имею в виду того, кто породил меня. Я не плоть и кровь Дьявола. Кто Он на самом деле, демон ли, другое ли живое существо - никто не знает и никогда не узнает. Зато всем известно, как рождаются души. Процесс этот подобен рождению звезды. Сгусток метафизической материи поднимается из Болота Забвения и в нем вступают в противоборство две равные силы - сила сжатия и расширения, заставляя его то принимать форму точки, то расширяться до небывалых размеров. И пока облако это плавно возносится в наш верхний мир, интенсивность своеобразной игры этих двух сил возрастает, пока одна из них не побеждает, рождая новую чистую душу. Когда-то я слышал, будто это Бог и Дьявол играют между собой, поэтому мы и зовемся их Детьми. Но нерешенным остается тогда единственный вопрос - зачем? В этой битве нет ставок, рожденное никому из них не принадлежит, просто появляется еще одна Суть - чистый сгусток энергии, неспособный даже осмыслить происходящее, и начинает свой Путь, перерождаясь вновь и вновь. И смотря в каком направлении хочет идти - ту жизнь себе выбирает.
Мне хватило одного земного перевоплощения, чтобы окончательно убедиться в своей Сути и приобрести глубокое презрение к людям. К людям, к их душам, так заносчиво стремящихся к вечной жизни в блаженстве, лицемерно придумывая себе новые и новые способы очищения. Я не верю в стремление к сознательному самосовершенствованию и уж тем более к какому-то безвозмездному самопожертвованию. Не бывает такого. Все равно, рано или поздно, любое удовольствие заманит на свое поле, а где удовольствие там и грех. Вкусная пища порождает чревоугодие, плотское удовольствие - похоть, яркий блеск драгоценных камней - алчность, обладание чем-либо - жадность. Никто не может сопротивляться этому, сколь много бы ни было этих жалких попыток.
Большое количество людишек я совратил на своей вечности. Сколько я живу - уже давно не считаю. Выбрав однажды планету Земля и вписавшись в коллектив красных, что пасут ее жителей, я проделал долгий путь от простой трупной мухи до грозного и влиятельного демона по имени Сузурри. Пережив всего одну жизнь, полный гнева и ненависти, я отказался каяться в своих поступках. Тогда-то меня и забрал к себе Отец. Тогда-то он мне и показал Путь. Мой Путь, что стал единственно верным и правильным, сколь сильно не пыталась меня переубедить обладательница странной холодной Обители.
Милен, Тысячная! Вспомнив, наконец, это имя, я широко улыбаюсь. Хороша была человеческая жизнь рядом с тобой, жаль только быстро закончилась. Я пытаюсь найти ее нынешнее воплощение и вижу, как в больничной палате Матильда, сидя на стуле, прильнула к телу своего брата и беспокойно спит. Евгений прикован к аппарату обеспечения жизнедеятельности, у него серьезная черепно-мозговая травма. Даже если он выживет и придет в себя, то уже не вспомнит, что было все прошедшие двадцать два года. Конечно, Мила будет страдать, но это ничего. Жизнь пролетит незаметно, сколько бы не было ей отпущено по Судьбе. И мы вновь встретимся, и она станет уже моей навсегда.