Страница 34 из 85
Еще долго Катерина вела себя, мягко говоря, странно, неодобрительно высказываясь о моей сестре при любой выпадающей возможности. Стала вся какая-то напряженная и постоянно доканывала расспросами, пытаясь выяснить, где мы болтались той ночью с Матильдой. Я отшучивался, как мог, говоря, что просто вышел покурить, а сестра увязалась за мной и попросила проводить ее в туалет. Но моя девушка упорно не хотела мне верить. Я стал понимать, что ей весьма неприятна такая моя фанатичная забота о Миле.
Спустя какое-то время Кэт сменила тактику. Начала интересоваться эзотерикой, богословием и еще какими-то околонаучными темами, напрочь вынося мозг всей этой мурой. Записалась на курсы малопонятной мне Аюрведы, которые я про себя называл сектой, ходила на многочисленные собрания, возвращаясь оттуда 'восторженной идиоткой'. В ее устах философствование о жизни и смерти, о растворении самосознания в космическом Ничто звучало как-то нелепо, наивно и до одури шаблонно. Она просто заучивала модные тезисы, сыпала ими направо и налево, не вникая особо в суть самого учения. И если Матильда имела дар убеждать людей, то у Катерины с этим явно были проблемы. Любой вопрос, отстранённый от темы, которую она проповедовала в тот момент, ставил ее в тупик. Раздражение нарастало, доводя меня до точки кипения, и я взрывался, но быстро остывал, прося просто оставить меня в покое. Наступало, примерно, недельное затишье, которое я мог полностью посвятить работе, стараясь не обращать ни на что внимание.
Три месяца я корпел над новой книгой, не прерываясь, изредка созваниваясь с Матильдой, чтобы уточнить линию сюжета. Сестра всегда с удовольствием болтала, но встретиться отчего-то не желала, мотивируя тем, что плохо себя чувствует или погода плохая, или Дмитрий не пускает. У нее находилось тысяча причин, чтобы не видеться со мной, сама же она никогда не звонила первой. Но я ее не виню. Ей вообще, чтобы сделать хоть один звонок, даже очень важный, приходится собираться неделю. После нашего разрыва, когда я уехал учиться, а она сбежала с Михой в попытке обрести счастье, наше общение всегда происходило наплывом. Мы могли на протяжении недели видеться каждый день, буквально погрязнув друг в друге, а потом полгода даже не перекинутся и парой слов, чтобы при встрече вновь, на короткое время, сплести свои судьбы в один тугой узел. Одно для меня было всегда ясно: за моей спиной она и, если что-то случится, сестра никогда не отвернется и подставит мне плечо. Очень хотелось верить, что Мила чувствует то же самое, помня о своей безопасной гавани в этой стремительной жизни.
Пролетела незаметно осень, настала промозглая мокрая зима. Снега почти не было, зато дождь лил практически каждый день, превращаясь под действием небольшого мороза в скользкий лед, одевая природу в прозрачную простыню, так что создавалось впечатление, будто это не живые деревья и трава, а статуи из хрусталя. Я никогда не любил такую погоду и редко выходил на улицу. А если уж мне и суждено было по каким-то делам выбираться в город, то приходилось отпаивать себя весь вечер горячим глинтвейном под монотонный бубнеж Катерины о сакральных тайнах Вселенной. Наши встречи с соседом стали обычным делом, можно сказать, что мы даже подружились и иногда устраивали небольшие попойки у нас дома в выходные. Он действительно оказался самым обычным, слегка эксцентричным молодым человеком. Нас сблизила тяга к литературе. Сергей только делал первые шаги по направлению к писательству, но у него уже неплохо получалось. Вопросов о моей сестре он больше не задавал, только если я сам иногда вскользь не упоминал в разговорах о ней.
Январь подходил к концу, а это было одно из любимых мною времен. Всё находилось в каком-то трепетном нетерпении, ожидании, томлении предчувствием самого прекрасного явления на земле - пробуждения природы. Дождь, наконец, прекратился, город по утрам укутывался странным туманом, создавая неповторимое ощущение таинственности и уединения, привнося в мою жизнь своеобразный уют.
Настал день рождения Матильды. Обычно сестра в этот день устраивала праздник, готовила вкусные блюда и с нетерпением ждала гостей. И хоть она была не большой охотницей за гостинцами, да и баловали ими сестру не часто, но, например, самодельные открытки, которые традиционно преподносили ей племянники, она принимала как дар волхвов и часам разглядывала, хвастаясь ими каждому пришедшему. Для Матильды не бывало пустячного подарка, если, конечно, он был сделан от сердца.
Теперь все по-другому. Вот уже пять лет она не отмечает ни День Рождения, ни Новый Год, ни другие памятные даты, считая праздники - поедателями времени.
Проснувшись, я тут же ей позвонил, стараясь первым поздравить. Сонная Мила даже не сразу поняла кто это, я совсем забыл, что не предупредил о смене номера.
- Мы не будем отмечать, но если хочешь, приходи на чай, - без особого энтузиазма пригласила она к себе. - Это просто день, я не люблю этого всего.
Но мне все равно, что она думает по этому поводу. Этот праздник был в первую очередь важен мне, как напоминание о минувшем детстве. Я горел нетерпением сделать ей сюрприз, еще месяц назад заказав особый подарок. Такого человека, как Матильда, тяжело удивить. И хоть я знаю, что она будет рада простой безделушке, мне хотелось презентовать ей что-то действительно стоящее, какую-нибудь серьезную 'ловушку для разума'. Сестра часто мне про такие штуки рассказывала:
- Вот знаешь в чем самая главная опасность в жизни? - как-то задала она мне такой вопрос. - Это не бури и быстрые течения, не головокружительные водовороты. Жизнь нас возносит на волнах и обрушивает с головой на дно. Но в такие минуты резервы твоего самосознания активизируются, делая восприимчивость острой, мир ярче, а мысли стремительней. Ты понимаешь, о чем я говорю?
- Да, - неуверенно соглашался я.
- Но в моменты блаженного затишья, когда ты нежишься в море спокойствия - всё вокруг уже не имеет значения. Понимая, что начинаешь засыпать, ты будешь пытаться каким-нибудь образом встряхнуть себя. Примешься суетливо что-то делать, измельчаясь, таким образом, духовно. Эта суета, изначально задуманная в качестве поддержки бодрствования, на самом деле еще сильней закрывает твои глаза. Ты принимаешься егозить, нервничать, отрываясь на родных. Смотришь вокруг и уже не помнишь, почему тебя окружают именно эти люди, зачем вы в одной лодке. Вот самая ужасная опасность, грозящая утопить в пучине надуманных страстей. И очень хорошо, если в секунду, когда ты чувствуешь себя побежденным, кто-то, кто любит тебя, просто указывает на 'ловушку для разума', от взгляда на которую ты сразу вспоминаешь - кто ты и для чего пришел в этот мир, обретая целостность.