Курьер

Мы с Робертом возмутились достаточно синхронно, Яков Вениаминович наши возмущения попросту переждал, использовав время, чтобы перевести дыхание.

— Что из этого следует, я не представляю. И что вам с этим делать, не знаю. Решайте сами, Вадик, не слушайте никого. Ни комитет, ни Роберта… ни меня, если я вдруг возьму себе в голову что-то советовать. Хотя это вряд ли.

Мы помолчали. Потому что, если он не знал, что мне с этим делать, то я тем более. И сильно сомневался, что мне вообще хочется что-то с этим делать.

— У меня к вам будет просьба, Вадик, — сказал Яков Вениаминович, снова немного отдышавшись.

— Буду рад помочь.

— Вы знаете, я только полчаса назад сумел выгнать домой Римму Аркадьевну…

Роберт выдавил из себя улыбку.

— Это был коварный ход. Он сказал, что хочет на завтрак форшмак.

— Да… — Яков Вениаминович тоже слабо улыбнулся. — А вот с тобой, Роб, такой номер не пройдет. Я вас прошу, Вадик, помогите мне уговорить его пойти домой поспать. Ну что мне за радость, если он будет сидеть надо мной надзирателем? Обещаю, что до утра умирать не буду.

— Папа! — теперь уже разозлился Роберт.

Роберта уговорить удалось, хотя я не принимал в этом активного участия. Мы еще немного поговорили на нейтральные, вполне обычные темы. Мне показалось, что Яков Вениаминович чуть оживился и уже не выглядел таким изможденным.

Так что вернулся в свою палату я пусть немного, но успокоенным. Засыпая, я думал, что все будет хорошо. Пусть идут к черту комитет вместе с Томашовым (или по отдельности, мне не принципиально). А я, отдохнув пару недель, буду таскать себе потихоньку заклинания, в основном для Якова Вениаминовича, пить с ним кофе на его работе и чай в его доме. Почаще буду заходить.

Обещание свое Яков Вениаминович сдержал, умер в восемь сорок пять утра…