Страница 44 из 182
30. Макрогалия. Столица. «Золотая клетка»
Собственная беда ни с чьей не сравнится
Тётушка застала Танилета за неожиданным занятием. В своём воображении она рисовала лежащего лицом к стене печального юношу. Однако он был не только на ногах, но и активно двигался по комнате, фехтуя с невидимым противником. Ольда окинула взглядом пространство, выхватив из общей картины порванные занавеси, опрокинутые стулья, испорченную обивку диванов и кресел. Принц, услышав шаги, резко обернулся, направив на вошедшую оружие, затем отбросил клинок на изящный столик. Разгорячённый своей воображаемой битвой он совсем не напоминал того повесу, которого все знали.
– Тётушка! Вы умеете проходить сквозь запертые двери? – справившись с дыханием, поинтересовался он.
– Их отпирают для меня, дорогой! – нежно улыбнувшись, ответила посетительница, продолжая свой путь. – Я пришла проведать тебя и… мне надо сказать тебе что-то очень важное.
Произнося слово «надо», Ольда округлила глаза, придав им такое выражение, что Танилет едва не расхохотался. Понятно, тётушку пустили к нему с условием, что она повторит уже много раз им услышанное.
– Всегда с уважением и доверием относился к вашим словам, тётя, – громко ответил юноша и так же округлил глаза, как до этого сделала она. Пришёл черёд Ольды сдерживать смех.
– Счастлива видеть тебя, милый племянник, хотя удивлена твоим занятием. – Она обвела рукой комнату, указывая на причинённый ущерб. – Но я не об этом. Давай поговорим серьёзно!
– Я само внимание.
– Во времена юности я была влюблена в одного достойного прекрасного человека и мечтала соединить с ним свою жизнь. Однако интересы короны требовали, чтобы я вышла замуж за другого, и мне пришлось подчиниться отцу, твоему деду. Так вот, я ни разу не пожалела о верности воле родителя.
Ольда выразительно показала Танилету свои скрещенные пальчики, и он кивнул, поняв, что не стоит верить её последним словам.
– Я была рада за моего любимого. Он обрёл хорошую жену в лице моей подруги и, к слову сказать, сестры, – продолжила женщина, – у них прекрасная семья, и я с удовольствием наблюдаю за их счастьем.
Танилет заметно погрустнел. Он бросил взгляд на всё ещё скрещенные пальцы тётушки, и ему стало нестерпимо жалко её.
– Понимаю, – несколько отстранено протянул принц.
– Очень хорошо, что ты понимаешь, – после небольшой паузы заговорила Ольда, – надо прислушаться к советам отца. Не упрямься, веди себя как мужчина. По другому поводу хочу предупредить. Слышишь меня? Скоро будет бал, тебе разрешено присутствовать. Думаю, ты с удовольствием повеселишься, потанцуешь с симпатичными юными особами?
– Удивительно! Я уже забыл, как люди веселятся.
– Будет случай вспомнить. Среди приглашённых доверенный Меерлоха десятого!
– Лейпост? – вскинул глаза принц.
– Да! Он станет расспрашивать тебя о семейных делах, которые вовсе его не касаются. Постарайся отвечать уклончиво.
– Этот человек напоминает хищную птицу, предвестницу несчастий. Я вовсе не хочу с ним разговаривать.
– В любом случае, избегай излишней откровенности, – в голосе тётушки послышались просящие нотки.
– Спасибо, спасибо за участие и поддержку, я нуждался в ней, – юноша порывисто приблизился к Ольде и обнял её.
– Как бы я хотела видеть тебя счастливым, Таничка, – тихо шепнула она и, отстранившись, продолжила во весь голос: – В каком беспорядке твоё платье! Ворот разорван, всё перекошено! И это принц?
Она стала поправлять племяннику воротник, и он почувствовал, как за шиворот скользнула плотно сложенная бумага. Танилета словно пронзило что-то от плеча до пят. Вот зачем всё это представление! Ольда принесла ему письмо! Письмо от любимой! Взгляд принца выразил такую глубокую признательность, что у тётушки на глаза навернулись слёзы. Она поторопилась завершить свидание и оставить юношу наедине с весточкой.
– Будь осторожен! – повторила она уже другим тоном и пошла к двери.
– Надеюсь, увидимся на балу? – сипло сказал он ей вслед, голос подвёл. Ольда обернулась, наградив юношу взглядом полным сочувствия и заботы, и вышла из комнаты.
Танилету не терпелось прочесть принесённую тётей весточку, но слова об осторожности были сказаны не впустую. За ним, возможно, наблюдают. Взяв со стола оружие, принц повторил несколько приёмов, но словно обессиленный опустил руки. Подойдя к стене, где висели ножны, убрал в них клинок, тот откликнулся жалобным звуком. Постояв в задумчивости, юноша вдруг встрепенулся и подбежал к письменному столу. Он записывал обрушившиеся на него мысли. Как давно он не сочинял! Вся боль, пережитая им во время «заточения», спешила найти своё место среди рифмованных строк. Заполнив несколько страниц, Танилет глубоко вздохнул. Затем осторожно достал из-за ворота многократно сложенный листок и нежно разгладил его. Да, это её почерк! Милые круглые буковки, уверенно и надёжно держащиеся друг за друга. Эгрета! Ни подписи, ни обращения не было. Конечно! Девушка опасалась, что её послание может не дойти до адресата. Влюблённый несколько раз перечитал текст, но смысл ускользал. Наконец его осенило: «Да это моё четверостишье! Как я не узнал его». Танилет выдвинул один за другим ящики стола и нашёл прошлогодние черновики. Вот эта поэма, которую он посвятил своему ожиданию свадьбы, вот и четверостишье, переписанное девушкой:
Я жду обещанного счастья,
Блаженства жажду дивный миг!
Так надоевшее ненастье