Адам в Аду

— Я не имею права разглашать эту информацию.

— Ты прямой мужик. Я тоже. Сегодня ночью я буду на пустыре на Данилова, пятнадцать. Приходи! Если сможешь меня разобрать, разберешь!

Бладхаунд положил трубку.

Разумовский решил играть ва-банк. Это было на руку ищейке, хотя он ничего еще не успел ничего предпринять. Откуда Разумовский узнал об идущей на него охоте?

Бладхаунд взглянул на часы. Времени было мало. Вопросы подождут. Сейчас надо подготовиться к встрече.

Бладхаунд открыл старый ролик, на котором неизвестный оператор запечатлел смерть лидера оппозиции, и пересмотрел его. Распечатал несколько кадров. Потом спустился вниз и завел машину.

Через пятнадцать минут он уже был в салоне подержанных автомобилей. Сергеич — пожилой, усатый, с выдающимися бровями, вышел ему навстречу. Несмотря на сутулость, он был очень высок — общаясь с ним, Бладхаунду приходилось задирать голову. Настоящий бизнес Сергеича состоял в отмывке и продаже нейрокристаллов — все образцы тщательно проверялись на ДНК, и, если информации о носителе в базе не было, каждому кристаллу придумывалась история. На счету Сергеича было множество кристаллов известных писателей, политиков и артистов, и только немногие знали, что носители этих сокровищ при жизни ничем особенным не отличились.

На заре карьеры ищейки Бладхаунд напоролся на один такой кристалл. Благодаря упрямству и врожденному нюху на мухлеж Бладхаунд отыскал Сергеича, а благодаря молчаливости и нежеланию совать нос в чужие дела быстро заслужил его уважение.

— Приветствую, — сказал Бладхаунд, пожимая протянутую руку, жилистую и измазанную машинным маслом.

— И ты здравствуй! — ответил Сергеич густым голосом. — Решил продать, наконец, свою ласточку?

— Нет. Помощь нужна. Эвакуатор и три машины шестилетней давности. До утра.

Сергеич почесал в затылке.

— Погоди минутку, Ыгдымбека кликну. Ты пока пройдись, у меня тут всякое есть.

В салоне и впрямь было всякое. Бладхаунд прошел по всей площади, заглянул в подвал, где хранились запчасти и разбитые автомобили, сверился с фотографией и, наконец, выбрал. Ыгдымбек оказался субтильным молчаливым парнишкой с восточными чертами лица. Он не задавая вопросов вывел автовоз, погрузил на него два целых и один разбитый автомобиль и отправился по указанному Бладхаундом адресу.

Свалка встретила Бладхаунда не столь радушно. Здесь было царство вечной сырости, бродячих собак и устойчивого запаха жженой резины.

Местный обитатель очень не любил, когда его звали бомжом, поэтому Бладхаунд называл его «хозяином». Других хозяев у свалки не было, поэтому титул никто не оспаривал.

Хозяйский дворец разместился в кузове, когда-то принадлежавшем компании со сложным немецким названием. Теперь кузов, отдельно от фуры, стоял на попа на свалке. Внутри было все обустроено — насколько позволяли условия: газовая горелка, свечи, два разнокалиберных кресла и колченогий столик. Хозяин любил уют.

— Бладхаунд! — обрадовался Хозяин, когда Бладхаунд возник перед ним с подношением. — Опять чьи-то мозги потерял?

— Почти угадали, — сказал Бладхаунд.

— С теми-то, старыми, что сделал?

— Продал. Я к вам приезжал, за помощь благодарил. Помните?

Хозяин аккуратно налил стакан и хитро прищурился:

— Хорошо, сталбыть, благодарил, раз не помню. Чего надо-то?

Ыгдымбек опустил старенькую «шкоду» рядом с побитой «маздой» и вопросительно посмотрел на Бладхаунда.

— Развернуть немного, — Бладхаунд сверился с фотографией. — Поближе поставь. Да, так. А эту раму передвинуть.

— Рама алюминиевая, — сказал Ыгдымбек тихо. Это были его первые слова, услышанные Бладхаундом.

Бладхаунд посмотрел на него.

— А на фотографии — пластик, — объяснил Ыгдымбек. — Я знаю, я такие ставил.

— Это неважно, — ответил Бладхаунд.

Ыгдымбек кивнул.

— Спасибо, — сказал Бладхаунд. — Езжай домой. Сюда возвращайся к семи утра. К этому времени я управлюсь.

Ыгдымбек снова кивнул, задребезжал автовозом и уехал.

Бладхаунд посмотрел на дело рук своих. На пустыре красовалась баррикада, точь-в-точь как та, на которой когда-то оказался застрелен Разумовский. Одинокий фонарь освещал груду разнообразного хлама — четыре автомобиля, среди которых и серая Бладхаундова «Тойота», беспорядочно стояли перед нагромождением оконных рам и мебели.

Аудиозапись готова.

Осталось ждать.

Бладхаунд отошел к дереву на краю пустыря. Отсюда было прекрасно видно всю инсталляцию.

Ничего не происходило. Бладхаунд усомнился в том, что Разумовский говорил серьезно. А может, струсил. Или забыл. С неба посыпалась крупа.

Бладхаунд ждал.

Часа через два после полуночи Бладхаунд заметил тень и услышал легкий хруст снега. Осторожно он двинулся следом. Разумовский шел прямо к баррикаде. Вот он встал, схватился за голову, потряс ею, словно боролся с наваждением.

— Бладхаунд! — закричал он. — Сука! Где ты?

Бладхаунд включил аудиозапись и по всему пустырю раздался усиленный мегафоном голос, замолчавший шесть лет назад:

— Выходите по одному! Вас не тронут, если вы не станете оказывать сопротивление!

— Черта с два! — закричал Разумовский. Он подбежал к нагромождению хлама и ловко вскарабкался наверх. Нейрокристалл вел его по накатанной дорожке памяти. — Мы станем оказывать сопротивление, потому что все, что вы говорите — ложь! Ложь, что моих людей отпустят с миром! Ложь, что бессмертие будет отменено! Оно останется для паршивых правительственных сук! А я требую его для всех!