Страница 79 из 97
Звонок Стогова раздался вечером того же дня. Бладхаунд думал, что тот продержится до утра, но Стогов ждать не любил.
— Как ты догадался? — спросил он, едва Бладхаунд подошел к телефону.
— Она слишком настойчиво предлагала себя, — ответил Бладхаунд.
Стогов выдохнул:
— То есть это не мой прокол?
— Нет. Технически она идеальна.
— Ты заметил волоски на коже? — спросил Стогов. Судя по голосу, он был подшофе. — Ты не представляешь, до чего это трудно — волоски... Но без них нет достоверности. А родинки? У нее даже пара прыщиков есть. Конечно, небольшое достоинство для реальной девушки, но мы же не о том. Я тебе скажу, прыщи — это настоящее искусство! Я их спрятал, конечно, но ты-то мог бы и заметить! Такое тело, брат, надо изучать дольше!
— Возможно. Только это она меня изучала. Зачем?
— Наверное, ты ей понравился, — Стогов хихикнул. Бладхаунд помолчал. Когда молчание стало неловким, Стогов сказал:
— Ну вообще-то если серьезно, то я скажу — тебе, брат, повезло. У меня тела заказывают люди богатые. Это тебе не хухры-мухры. Ты знаешь, сколько стоит один прыщик? Один волосок? Это же искусство!
— Ты делаешь мое тело.
— Ну да. Только не спрашивай, кто заказал! Говорят, подарок. Знаешь, я тебе по секрету скажу, ты вообще не почувствуешь разницы. Ешь, пей, порть девок! Завидую!
— Сделай себе такое же. А лучше — переделай из моего.
— Эх! Знаешь, как говорят: сапожник без сапог! Вот это про меня. А из твоего переделывать не буду. Ты, брат, нос-то не вороти! Такое тело!
— Прыщей нет, — сказал Бладхаунд, — заказчику дешевле.
— Это да, хотя и жаль, — искренне вздохнул Стогов. — Зато волосатость роскошная. И родинки. Особенно на груди.
— Олеся ничего не утаила, — усмехнулся Бладхаунд.
— Она у меня умничка, — согласился Стогов и отключился.
Бладхаунд пристально следил за новостями. Разумовский объявился, наконец. И имя его возникло в связи со скандальным делом «Brain Quality». На черном рынке цена нейрокристалла Разумовского повысилась пока на двадцать процентов, что было несколько меньше прогнозируемого, но неуклонно росла.
Бладхаунд ждал и наблюдал.
Роботы вернулись в квартиру Кривцова. Это их решение Бладхаунд мог только приветствовать. Тут же ожили аудиодатчики, а через терминал Бладхаунда побежал Кривцовский трафик.
Разумовский сам набивал себе цену.
Почти сразу после обращения Левченко в сети появился ответ Разумовского. Записанная с домашнего терминала речь была резкой и эмоциональной.
— Я предлагаю объявить Левченко войну! — кричал Разумовский в камеру. — Нас лишили бессмертия! Более того, тех, кто сумел выжить, объявили вне закона! Я призываю тех бессмертных, кто, быть может, уцелел, как и я; я призываю тех живущих, кто думает о будущем — давайте снова выйдем на улицы! Давайте снова выступим против произвола! Сегодняшние технологии позволяют создавать тела, неотличимые от тел живых — и вы думаете, они не используются? Они используются, уверяю вас, теми, кто перекрывает кислород нам сейчас! Все слова о том, что роботы дорого обходятся государству — чушь! Робот не требует вложений, кроме тела и прошивки, и готов платить за это опытом и знаниями! Раньше всех ученых прошивали за счет государства! Не потому ли прекратили это делать, что государству не нужны ученые, а нужно послушное стадо баранов? Правительство боится умных и бессмертных, все остальные объяснения и доводы — просто ложь!
Обращение вызвало бурную реакцию журналистов, но как те ни пытались раздуть сенсацию, это не стало новым камнем, брошенным в тихую воду. Лишь круги на воде после обращения Левченко. Бладхаунд подозревал, что основная масса новых последователей Разумовского состояла из охотников за нейрокристаллами.
Люди давно разочаровались в бессмертии. Нейрокристаллы теперь были предметами искусства и наживы, вкладом в будущее детей. Разумовский не желал этого понять. Его призывы устарели лет на шесть, в сегодняшней реальности он был зверем в зоопарке, который, на потеху публике, пытался перегрызть решетку.
Бладхаунд следил на ним и не мог не согласиться с Левченко. Жалок и смешон был некогда великий Разумовский.
Бладхаунд отслеживал курсы на рынке нейрокристаллов и заметил, что Разумовский перестал быстро расти. Три сотые процента за последние два часа — маловато. Телефон зазвонил, когда Бладхаунд уже почти принял решение больше не откладывать. В трубке раздался другой голос — очень знакомый голос.
— Вы ищейка, — сказал голос утвердительно.
— Слушаю, — ответил Бладхаунд ему в тон.
— Мне нужно найти человека с кличкой Бладхаунд.
— Представьтесь, — потребовал Бладхаунд.
— Какая, к черту, разница, как меня зовут?
— Я не работаю на анонимных заказчиков.
Говоря это, Бладхаунд сунул в ухо наушник и включил аудиотрансляцию из Кривцовской квартиры. Тот же голос отдался эхом в телефоне.
— Считаешь себя крутым? — усмехнулся Разумовский.
— Считаю, — согласился Бладхаунд. — Можете не называться. Я понял, кто вы.
— Ты найдешь мне Бладхаунда? — с напором спросил голос. — Сколько это будет стоить?
— Я беру деньги только за работу, — сказал Бладхаунд. — Я хорошо знаю Бладхаунда, но не продаю информацию такого рода. Что именно интересует вас?
— Ты мне не нравишься!
— Вы мне тоже. Давайте начистоту, Разумовский. Вы хотите найти Бладхаунда? Вы нашли его. Зачем он вам?