Страница 96 из 112
Лёжа в постели, я сквозь полумрак разглядывал свою комнату. Какой бардак на столе, я редко опускаюсь до подобного свинства. И одежда неаккуратно висит на стуле… Наверное, заработался и лёг поздно, бывает такое.
Краем глаза заметил белую кошку, жмущуюся к моему боку. Такая маленькая, а греет, как печка.
Это не могло быть правдой. Накануне я точно не работал. Меня подозревают в убийстве. Я вынужден скрываться, и не могу просто взять и вернуться в поместье тёти.
Тогда почему же всё перепуталось? Или произошло то, чего я не помню?
К чёрту приличия, надо сию же минуту пойти к Элен в спальню и всё разузнать. Конечно, нехорошо будить её, но я не могу со спокойным сердцем валяться в кровати, когда творится такая ерунда.
Чёрт, снова засыпаю и ничего не могу с этим поделать.
Солнечные лучи пытались пробиться через густые заросли винограда. На фоне резных листьев висели большие зелёные кисти, так и манившие к себе. Ягоды были крупные, сочные, но немного недозревшие. Упругая кожица скрывала под собой такую кислую мякоть, от которой пощипывало язык и губы. А мы с Франсуа ели этот виноград да ещё нахваливали его. Два придурка.
Не помню, сколько лет назад это было. Кажется, Франсуа тогда не справил совершеннолетие, а он старше меня. Я снова гулял с ним по винограднику его отца. Снова помогал ему вспомнить автора дурацких стихов и заодно сами стихи.
Мне не нравилось сновидение. Пускай оно безобидное, в нём что-то было не так. Я переживал те мгновения заново, точь-в-точь.
Сознание словно раздвоилось, я одновременно подбирал достойную рифму к слову «чаша» и думал о твари с разными глазами. Может, это он наслал на меня морок? Если да, то зачем? Ведь нет никакого смысла в том, что два подростка упражняются в рифмоплётстве.
– …и крылья чёрные распростёр… Опять не то, ритм пропал, – всё так же сокрушается Франсуа, на ходу сплёвывая косточки. – Крылья чёрные… чёрные… раскрыл. Точно, раскрыл! А кто, не помнишь? То ли ворон, то ли лебедь. Жаль, забыл совсем. Такая вещь…
Но хуже всего был виноград. Кислый-прекислый.
Все чувства вмиг испарились, когда меня вновь затянуло во тьму. Да что происходит? Неужели опять какой-то вампир играет с моим разумом? Хватит! С меня хватит!
– Кристиан! Кристиан!
Элен? Не до конца разобравшись в ощущениях, я слабо пошевелился. Как жарко, и почему-то знобит.
– Он упал, – в отчаянии сказала тётушка.
– Ушибся?
Господи, это папин голос! Я силился открыть глаза, но мне было очень плохо. Это неправильно, я должен его увидеть, надо о многом с ним поговорить!
– Кажется, обморок. Он такой горячий, по-моему, у него жар. Роберт, детка…
Так, я что, на руках у Элен? С ума сойти… Сколько же мне лет?
– Я заметил, что Роберт слишком тихий сегодня. Думал, он переживает из-за отъезда, – отец бережно взял меня у Элен. – Извини, нам придётся задержаться.
– Ради Бога, не извиняйся. Не стоит рисковать здоровьем ребёнка.
– И всё же…
– Ты же знаешь, я бы охотней избавилась от Паскаля, чем от вас. Послушай, я уже говорила, может, вам и не нужно уезжать, раз всё время что-то мешает. Вдруг это знак. Подумай над этим, Кристиан, не за чем испытывать судьбу.
Не могу управлять собой. Не могу ничего изменить. Я заперт в собственной памяти. Больше нет сил это терпеть.
Воспоминание без предупреждения сменилось другим. Надо мной навис взбешённый Ренар.
– Я тебе мозги вышибу, щенок, – он с размаху приложил меня о стену. От страха и боли я не сопротивлялся и позволял обидчику делать с собой, что угодно.
– Пожалуйста, не надо, – проскулил я.
– Знаешь, что с тобой будет, если ты всё расскажешь…
– Я ничего не видел!
– Заткнись, – он встряхнул меня. – Если ты всё расскажешь маркизу или Франсуа, ты труп.
А я и вправду ничего не видел. Только слышал, как Ренар заигрывает с маркизой и, судя по её довольному смешку, лезет к ней с объятьями и поцелуями. В ушах до сих пор звенел её помолодевший от кокетства голос: «Этьен, прекрати. Не здесь». Зря я тогда по просьбе Франсуа заглянул в библиотеку. Потом ещё врать пришлось, будто не нашёл нужную книгу…
– Я никому не скажу. Клянусь.
Поверить трудно. В тот момент, я боялся камердинера так, как будто он олицетворял всё зло в мире. Хотя что можно взять с подростка, который жизни толком не видел?
Насытившись моим жалким положением, Ренар убрал руки.
– По-твоему, я мерзавец, – это был не вопрос, а утверждение. – Предал господина и всё такое. Занимаюсь чёрт знает чем за его спиной. Эй, да не трясись, – он легонько щёлкнул меня по носу. – Всё поймёшь, когда вырастешь. Ещё и на мою сторону встанешь.
Из одной унизительной сцены я переместился в чуть менее унизительную. Шарлотт, тогда ещё новенькая горничная, с ужимками вертится передо мной и наотрез отказывается выполнить простую просьбу. Я мягко стараюсь поставить её на место, но девушка слишком нахальна. Она говорит, что пришьёт оторванную пуговицу, лишь за вознаграждение – за дружеский поцелуй в щёчку. Мне неприятно, что новая служанка откровенно вьёт из окружающих верёвки, но всё равно играю по её правилам. Наклоняюсь, и, чувствуя, как краснею, целую Шарлотт в левую щёку, а не в подставленную правую. За день до этого видел, как в правую её чмокнул лакей Поль. Уж за что, не в курсе.
Я снова подросток. Это понятно сразу: передо мной стоит Элен, и она намного выше меня. Только спустя пару лет я наконец-то вытянусь и буду с ней одного роста. Она смотрит на меня и хмурится, и я стыжусь, словно что-то натворил и ожидаю наказания. Но нет. Моя совесть чиста, а мне всё равно неудобно смотреть ей в глаза.