Страница 156 из 185
Я повернулся и встретился взглядом с удивительно не по возрасту мудрыми глазами этого ребёнка. Аня улыбнулась мне, и я не смог не улыбнуться ей в ответ.
– Меня зовут Сергей, – ответил я на предыдущий вопрос.
– Почему ты сидишь здесь взаперти на карантине? Ты же полностью здоров! – поинтересовалась девчонка.
Что можно было ответить на такой простой и в то же время сложный вопрос? Да, физически возможно я и был здоровым, но душевно до нормального состояния было очень далеко. Так и не дождавшись ответа, малявка поинтересовалась:
– Хочешь, я скажу взрослым, что ты пришёл в себя?
– Нет, не нужно. Пожалуйста, не говори им, – попросил я. – Просто я ещё не пришёл в себя. Я потерял очень близких мне людей. И я потерял… как бы тебе объяснить… считай, что я забыл дорогу в сказку. И мне очень грустно оставаться тут в этом месте, где нет места для волшебства, а мир так жесток.
Несмотря на такое сумбурное объяснение, вопросов не последовало. Аня молча постояла, а потом сказала:
– Сейчас будет обход. Мне лучше вернуться к себе в палату, а то врач всякий раз ворчит, когда я выхожу в коридор. Но можно я потом приду к тебе вечером, когда ночной дежурный уйдёт?
Я легко согласился, и деревянная заслонка закрылась. Из всей принесённой Аней еды я отхлебнул лишь немного компота, и то кривясь отставил – ненавижу компот из сухофруктов! Уж летом-то, казалось бы, можно и из настоящих ягод компот варить, а не из этого дешёвого суррогата…
Опять приходил врач. Оттягивал мне веки и светил фонариком в глаза, задавал разные глупые вопросы, но я традиционно не стал отвечать, желая лишь поскорее избавиться от его общества. Назначенную мне капельницу с раствором глюкозы я перенёс стоически, даже не поморщившись, когда неопытная медсестра не слишком аккуратно ввела мне иглу в истыканную за последнее время руку. Прописанные мне таблетки покорно проглотил, хотя и подозревал, что моя апатичность частично и была вызвана выдаваемыми мне медикаментами. Сразу накатила сонливость и полное безразличие ко всему. Я даже пропустил момент, когда именно приносили ужин.
Аня пришла поздно вечером, когда в коридоре уже погас свет. Я не спал и расслышал шаркающие шаги задолго до того, как девочка подошла к двери и позвала меня.
– Я принесла показать тебе свои рисунки, – сообщила малышка и просунула мне кипу альбомных листов.
Часть листов упала на пол, мне пришлось вставать и поднимать их. Сложив их в стопку, я включил лампочку и стал перелистывать детские рисунки. Талант художницы у Ани бесспорно присутствовал, особенно хорошо у неё получались лица людей – очень живые и эмоциональные. Но все рисунки больной девочки были какими-то мрачными и депрессивными. Одно чёрное солнце чего стоило! На фоне тёмных наполненных коричневыми и серыми тонами картинок контрастно яркими пятнами выделялись только два рисунка.
На первом была изображена молодая женщина в длинном красном пальто и красной шляпе с широкими краями. Детали её одежды были прописаны в мельчайших подробностях, даже брошка в виде ящерицы на плече и квадратные костяные пуговицы. Но вот лица женщины видно не было – она стояла полуобернувшись, так что светлые вьющиеся волосы закрывали её лицо. Заметив мой интерес к этому рисунку, Аня пояснила:
– Это моя мама. Когда стало окончательно ясно, что мне уже не выздороветь, мама отказалась от меня и больше никогда не приходила сюда в интернат. Здесь на рисунке я запечатлела тот самый момент, когда мама отвернулась, чтобы уйти навсегда. Я всё на свете отдала бы за возможность ещё раз увидеть мамино лицо. Я знаю, что мама никогда не вернётся. Но я всё равно люблю её и не осуждаю за это. Пусть мама будет счастлива, даже когда меня самой уже не будет…
С трудом я оторвался от этого рисунка и взял в руки другой, на котором в центре листа на карликовой берёзе росли огромные кленовые листья, а само дерево светилось, подобно солнцу. Вокруг дерева танцевали счастливые звери – белочки, зайцы, медвежата. Аня грустно усмехнулась:
– Это совсем старый рисунок. Меня тогда таскали меня по всевозможным врачам и разного рода целителям. Кучу городов мы тогда объездили с мамой, в одну Москву только четыре раза летали. Всё искали способ, как меня можно вылечить. Столько шарлатанов-обманщиков повстречали, которые нажиться хотели на моём горе, и не сосчитать. И вот кто-то из них, уж не помню даже кто это был, сказал маме, что мне поможет только лекарство, сделанное из листьев белого клёна. Мне это чудесное дерево даже тогда приснилось, вот я его и нарисовала таким, каким увидела во сне. Мама тогда тоже воодушевилась, кучу аптек обежала, у всех знакомых и самых известных медиков спрашивала. Но всё это оказалось сказкой – такого дерева в природе не существует бывает.
Вот тут я категорически не согласился со своей знакомой.
– Бывает, Аня. Ещё как бывает! Я своими собственными глазами видел саженцы белого клёна и могу чем угодно поклясться, что они существуют! И действительно обладают чудодейственными свойствами. Вот только пройти туда я больше не могу – дороги в то сказочное место больше не существует.
– Не надо меня обманывать, Серёжа. Я давно уже не верю в сказки… – грустно заявила маленькая девочка и потребовала вернуть её рисунки.
Похоже, она обиделась. Я молча сложил разрисованные листы в стопку и передал малышке. Аня ушла, закрыв заслонку, и через несколько минут сквозь стену я услышал её надрывный непрекращающийся кашель. Я опять улёгся на кровать и, заложив руки за голову, в стотысячный уже раз стал думать о своём похищенном брате. Жив ли он ещё? Или подосланные Зилаей убийцы уже расправились с беспомощным ребёнком?