Страница 13 из 15
Положение русинской иммиграции в Америке
Уния была данностью и таковой могла бы остаться и в условиях американской иммиграции русинов, если бы в Америке было такое явление, как католичество византийского обряда, и если бы католическая Церковь в Соединенных Штатах обладала властью насильно удержать униатов в подчинении. Но ни того ни другого не было, а американский образ жизни, с его конфессиональной раздробленностью и общинами по этническому принципу, способствовал автономии и сепаратизму. Униатские приходы могли с легкостью переходить в состав русской епархии потому, что никто не был в силах их от этого удержать, а самому американскому государству до этого не было никакого дела. В конце XIX века в Америке даже образовалась многотысячная епархия польских старокатоликов во главе с собственным епископом-поляком, то есть «польская католическая» церковь, независимая от Папы Римского, – явление, которое в самой Польше было бы немыслимо.
Также и «русскость» австро-венгерских русинов, вступивших в состав русской епархии в Америке, мало имела общего с русскостью подданного Российской империи. К тому же эта русскость по существу ни политически, ни культурно русинов ни к чему не обязывала, кроме сентиментальной приверженности к своим же исконным православным обрядам, теперь уже не связанным с подчинением Риму. Перейдя в русскую епархию в массовом порядке, эти приходы, разбросанные по огромной территории, не столько подчинялись директивам епископа, как явствовало из признаний архиепископа Платона, сколько навязывали епархии свои собственные традиции и образ жизни, точнее, жили тем же укладом, которым жили веками и до этого, с поправкой на постепенную ассимиляцию в американском обществе. Именно свобода, царившая внутри русской епархии на огромной американско-канадской территории, и привлекла русинов с самого начала в православие из католичества с его жесткой дисциплиной. Американские католические епископы, в основном ирландского происхождения, на своем съезде в Чикаго в 1893 году решили применить собственные стандарты к католикам византийского обряда, то есть просто перевести их на униформный латинский обряд, «поскольку возможная потеря немногих душ греческого обряда несоизмерима с тем благословением, которое приносит дисциплинарное единообразие».[83]
Русские же епископы в Америке сознавали себя в большей или меньшей степени именно миссионерами, которые призваны строить церковь из этнически и культурно разнородного иммигрантского материала. Также собственный уклад, язык и обычаи сохраняли в этой епархии и другие национальные общины: сиро-арабская, сербская, отдельные греческие приходы, албанская община. Все они вели культурно-самостийное существование внутри единой организации русской архиепископии. Подобным образом устроились и карпатороссы с галичанами, с той лишь разницей, что теперь их церковный центр, переместившись в Санкт-Петербург, заменил собой Рим. При этом Святейший Синод, сверху и издалека решавший их церковную судьбу, оставался для них так же далек и недоступен, как до этого была Римская курия.
Однако при этом русская иерархия и духовенство, возглавлявшие епархию, стали для бывших униатов их голосом, толмачами и выразителями. Это было тем легче, что основная масса русинов-иммигрантов была настолько задавлена ежедневной борьбой за выживание на своей новой заморской земле, что они охотно препоручали своей отныне православной иерархии и духовенству выступать за них и от их имени, тем более что они
и сами себя признавали «русскими» – русинами. Но в самосознании русинов и их русских толмачей, таких как редакторы и издатели двух основных органов епархии: «Американского православного вестника» и газеты «Свит», слово «русский» значило совсем разные вещи.
Здесь следует подчеркнуть огромное значение «имени», мощь слова и риторики, которая в этом исторически, казалось бы, кратком и незначительном эпизоде приобрела поистине мировую зажигательную силу. Русины считали себя русскими, то есть гражданами уже не существующей, умопостигаемой Руси Киевской, которая, породив и Московскую, а затем и Петербургскую Россию, и Украину, уже не была ими узнаваема ни в той, ни в другой. Как указывает Пашаева, «прилагательное от "русин", как считают сами русины, не "русинский", а только "руский"».[84]
Для русской же иерархии и духовенства, подданных Российской империи, именно это подданство и принадлежность к русской православной церкви в земном политическом смысле, с государем императором во главе как политическим покровителем и защитником всех православных, и составляли их «русскость». Именно в этих терминах епископ Николай (Зиоров) в 1890-х годах объяснял американским властям, что православная литургическая молитва за царствующий дом и воинство не означает, что русские иммигранты, в том числе и иммигранты-русины, не лояльны к своему новому отечеству – Америке. Епископ утверждал, что церковь возносит эти молитвы за православного императора, потому что в его миссию входит защита всех православных во всем мире.[85] Как мы видели, и Победоносцев называл русинов-униатов в Австро-Венгрии, сочувствующих православию, или же в него переходящих и смотрящих на Россию, как на потенциальную моральную защитницу «лучшими и доблестнейшими людьми русской народности».
Для русинов же, перешедших в Америке в епархию русской Церкви, «русский» означало всего лишь несколько модифицированную форму их собственного самоопределения как культурно-автономной этнической группы, которая продолжает в духе преемственности со своим собственным прошлым строить свою культурную и религиозную жизнь в Новом Свете. Так, в миннеаполисском приходе самого о. Алексея Тофта[86], первом вошедшем в русскую епархию, возникло подряд несколько организаций с названиями «Русское женское общество» (1904), «Русское братство» (1907), «Русское библиотечное общество» (1908), «Русское театральное общество» (1911), хотя, по свидетельству одного из иммигрантов, в то время «в Миннеаполисе не было ни одного человека из России», да таковые и не имелись в виду.[87]
Такое понимание двух разных вещей под одним словом «русский» – типичный пример бахтинского двуголосого слова. Однако то, что описуемо в терминах поэтики и даже мифологии, привело, как мы увидим, к реальным политическим и историческим последствиям.[88] Здесь миф творит историю, а не просто ее осмысляет. Имя «русский» в применении к «русинам» превратилось в тот электрический ток, который средствами даже очень скромной массовой информации (русской газеты и журнала церковных ведомостей) быстро достигал столиц двух соседствующих империй и заземлялся в них на двух противостоящих враждебных полюсах. В российском истолковании русская православная церковь была неразделима с имперским государством, со времен Петра I инкорпорировавшим эту церковь в собственную бюрократию и практически содержащим всю американскую епархию из имперско-церковного бюджета. Поэтому для великоросского сознания русины, став православными и вступив в русскую епархию, стали тем самым если и не актуальными, то «почетными» подданными Российской империи. Таковое впечатление производили даже писания русского духовенства в Америке, уже хорошо осведомленного о специфике американских порядков, в которых религия – это целиком автономная сфера, не относящаяся к гражданской и политической. Тем паче – в России, а особенно в имперских кругах, такое понимание нового статуса русинов возникло автоматически, как самоочевидная новая реальность. Особую роль сыграл в этом «Американский православный вестник», исполнявший функцию епархиальных ведомостей. Он выходил два раза в месяц и издавался бесперебойно более двадцати лет до самого 1917 года, а потом продолжал выходить с перебоями еще полвека. Русская пресса в массе своей русинской епархии, возглавляемой российским духовенством и церковноначалием, превратилась в мощный свободный рупор почти угасшего или же угасающего москвофильского направления в самой Австро-Венгрии, рупор, разносивший эту идеологию сразу на три континента.
83
Gerald Р. Fogarty S. J. «The American Hierarchy and Oriental Rite Catholics, 1890–1907», in Records of the American Catholic Historical Society of Philadelphia 85 (Mar.-June 1974), 20; цит. no: DyrudK. P., цит. соч., 104.
84
Пашаева Н. М., цит. соч., 2-е изд., 9.
85
Bishop Nicholas, «On the Duty Incumbent Not Alone on the Orthodox Russians But on the Orthodox of all Nationalities», Russian American Orthodox Messenger, 1 Oct., 1894, p. 34–40. Цит. по kh.: Dyrud К. P., цит. соч., 55.
86
См. о нем в предыдущем очерке.
87
Кюропас, «Украинские американцы», 55, цит. по: John Matusiak, «Orthodox Church in America following the Russian Revolution, 1917–1922». M.D. thesis St. Vladimir's theological seminary, 1975, гл. 2; 7.
88
Этим наблюдением я обязан проф. Ольге Меерсон.