Страница 1 из 13
Наталья Пичугина
Книга ошибок для испаноговорящих
1. Книга ошибок для испаноговорящих.
Моим соотечественникам
Я представляю вам свою новую книгу. Вполне вероятно, что читатель, по мере своей образованности или просто по своеобразию своего мировоззрения, найдёт в моей книге множество недочётов. Конечно, лучше бы их не было, но я многому не придаю должного значения, откуда и проистекают неточности. Оставьте мне моё несовершенство. Пусть пестрит ошибками моя скромная рукопись. Художественные произведения сплошь и рядом критикуют за то, чего в них нет, и забывают оценить то, что в них есть. Не бойтесь попасть под очарование неприемлемой для вас мысли. Задержитесь вниманием на том, на чём сосредоточен мой интерес и ради чего я написала эту книгу ошибок.
Осенний дождливый вечер, разноцветные огни транспорта отражаются в лужах меж опавших листьев, чарующее вечернее мгновенье на бульваре у магазина «Подсолнух» на Можайском шоссе.
Деревья выкорчевали и чугунные перила разобрали, расширяя шоссе под автостраду. Осенний золотой бульвар с вязью перил остался только на моих фотографиях.
Природа в своей повторяемости – единственное, что поддерживает преемственность нашего восприятия мира, изменяемого в течение жизни. Природа – единственное, к чему наша любовь постоянна. Внезапная тишина, зависшая между остатками золотых листьев, среди голых сучьев в облетевшем парке. Золотая, полная листьев, ветвь разворачивается под мощным потоком холодного ветра. Осень богата моментами и состояниями атмосферы. Сырость ветра, запах палой листвы возвращают тебя на круги своя, как зверя в родную среду обитания.
Физическая тяжесть и малокомфортная полуустроенность московского быта, трудноразрешимая сложность коммунальных услуг, половинчатый сервис, враждебная улица, ничем непоколебимое безразличие к твоим нуждам. Болезненное усилие радоваться жизни в холодном сумеречном, темном климате. Теперь, отдохнув телом и душой в солнечных и радушных тропиках, я понимаю, что мне было необходимо пожить в Москве. Я вернулась домой, в свой некомфортный и тяжёлый мир, который только и делает меня мной и всегда делал меня мной, независимо от опыта, который я приобретала в чужих краях. Мой народ, такой какой есть, создал этот город – на этой земле, в лоне этой природы, создавшей, в свою очередь, меня и нас всех – единственной связующей прошлое с настоящим в рамках моей жизни, которая вне связи с этой природой распадается на несколько – каждая со своим действующим персонажем. И только влага осеннего вечера на московском шоссе, сливающиеся огни автомобилей в размыве дождя возвращают мне связь времен с единым персонажем – со мной…
Помнишь, однажды я сказала тебе: всякое место, где мы живём, становится нашим. Посмотри сюда – вот мой город.
Золотым медальоном падает на траченный асфальт пятнадцать обеденных минут в том месте, где к стеклу нашей машины склоняется индейцеобразный перуанец с золотой серьгой и золотом на пальце:
– Подбросишь?
Глория тормозит за десять метров от многоэтажных трущоб.
– Кока.
– Что?
– Кокаин.
– ?!
– А что ещё в этом районе делать? Идёт. Быстро же он обернулся.
– Хотите пива, сеньоры? – черномазый мальчишка пытается по-английски продать нам товар.
– Нет, спасибо,– Глория ржёт под стать своему лошадиному лицу.– У нас физиономии американские. Достал?
– ?
– Да не бойся, она всё знает. Дай попробовать.
Улица залита утренним солнцем, когда ты выбегаешь из кафе, выкрикивая моё имя.
У тебя тёмное лицо, мой город, руки врача, взгляд художника и речь журналиста.
"Белянка",– говорят мне лоточники на улице, заваленной помоями, где однажды нищий попросил у меня половину куриного тамаля1
На моём пути камни чудесных особнячков под полуденным солнцем, лапы пальм и гигантских кактусов, пронзительно сиреневое облако невиданного дерева, летящие дождём жёлтые соцветья, пахнущие нашей липой.
У тебя влюблённые глаза, мой город, и интонация надежды. Ты встретишь меня издали и крепко сожмёшь мне руки, когда я вернусь.
Никогда не думала, что буду так близко к сердцу принимать чужую страну.
Маленькая женщина, поражённая волчанкой, пришёптывая в потоке своей стремительной речи, перебирает фарфоровыми пальчиками только что написанный материал. Это Лина Бенетти, культуролог и эссеист, бывший директор Государственного Архива, только что уволенная министром культуры – "воинствующим Карлучо". Казалось бы, что мне она, золотоволосая латиноамериканка европейского происхождения.
Рядом с ней её знаменитый муж Висенте Арройо, я читала его ещё у себя на родине, но не представляла похожим на писателей своей страны – тяжёлый взгляд, мятежный дух. Проработав тринадцать лет в Министерстве Культуры заведующим Отделом художественного творчества, в одночасье оказался за его дверями стараниями того же Карлучо. Джон Далвера, известный художник и поэт, внешне неожиданно похожий на сорокалетнего Никиту Михалкова, изо всех троих был уволен первым. В этом печальном ряду уволенных не хватает нашего юного Вальтера, единственного, кого не тронул Карлучо, то ли побоявшись его знаменитой тётки-адвоката Иды Флетчер, то ли не угадав в выпускнике колледжа врага.
– Слушай внимательно,– уговаривает меня Вальтер по телефону, когда весть об увольнении Висенте и Лины достигает моего сознания,– положись на нас, успокойся.
И мне стоит усилий взять себя в руки.
Что происходит? Из чего родилась любовь к этой стране, нищей и дикой, где меня трясёт и швыряет на сиденье карнавально разукрашенного автобуса под оглушительную музыку на моём нескончаемом пути под сжигающим солнцем в поисках работы. В этой стране, где бездомные облезлые и гнойные собаки вызывают большее отвращение, чем изъеденные дерматитами нищие в центре города. Где по приезде у меня заходилось сердце от страха остаться в ней, а теперь я глотаю валериановый шарик в ожидании, когда Лина начнёт говорить по утреннему радио, и другой шарик, когда в течение дня, не слыша и не видя моих друзей, не знаю, что происходит.
Маленькая латиноамериканская страна, как камешек, брошенный в мелкую воду.
В выборах 1984 года победила олигархия. Президентом страны стал Эрик Алеман из оппозиционной Генералу партии: белёcый, остроносый еврей с заплаканным лицом – испуганный поворот головы, неуверенный смех, безвольное выражение. Кажется, он сейчас вскинет свой ясный взгляд и молвит на манер того героя: "За что вы меня обижаете?.."
– Ку-рица A-леман,
То-бой пра-вит Гене-рал! – скандируют на улице студенты, швыряя камни в Национальную Гвардию, провоцируя слезоточивые бомбы, аресты, закрытие Национального Университета, играя на руку американцам и не внимая президенту, который уже в третий раз призывает сограждан объединиться перед угрозой военной интервенции.
В эти критические дни Генерал не пользуется признанием масс. В эти дни даже его сторонники убедились, насколько неразделимы во Вселенском укладе добро и зло, истина и ложь.
Президенту бы благодарить Генерала, который ещё до возникновения конфликта с американцами начал объединять вокруг себя националистически настроенные левые силы страны. Правда с другой целью, которую никто не мог тогда объяснить, но благодаря чему теперь правительство, а значит и президент, имели опору не только в верной оппозиции под надвигающейся тенью американской интервенции.
1
*****Тамаль – кукурузная масса с варёной курицей и приправами, завёрнутые в пальмовый лист.