Страница 55 из 75
Отец сам захотел разбудить свою дочь.
Войдя в едва прохладную комнату, он сперва прошелся по ней, словно видит ее в первый раз, а затем лишь подошел к кровати спящей красавицы. Провел по оголенной таниной ноге от пятки до колена и сел на рядом стоящий стул. И сидел так около пятнадцати минут, пока суетливая мама не позвала всех к горячему завтраку.
Никто не проронил ни слова за все время долгого сидения за столом.
«Может вам что-нибудь еще положить?» - хотела спросить Светлана Георгиевна.
«Может, я до Петербурга с вами поеду?» - хотел предложить Константин Егорыч.
«Можно мы еще ненадолго останемся?» - захотела остаться Таня.
«Я обещаю, что буду с вашей дочерью каждую секунду, чего бы мне этого не стоило», - хотел ответить я, предугадывая всеобщую неуверенность.
Атмосфера грусти преследовала нас всю дорогу от дома до вокзала. Куда-то пропала веселость матери, что-то стало с доверием отца, который решил сам понести ничуть не тяжелую танину сумку. Сама Таня, прижавшись ко мне, не сводила глаз с далекого серого горизонта вокзала.
Поезда ждать не пришлось: едва сумка опустилась на освободившееся сиденье, подошел наш поезд.
«Пиши нам, Танечка, не забывай», - хотела сказать Светлана Георгиевна.
«Помни родителей своих, доченька», - хотел сказать Константин Егорыч.
Но слов оказалось не нужно: пожилые родители обняли на прощание свою единственную дочь.
Мать заплакала, едва Таня зашла в вагон. Отец обнял ее и быстро-быстро начал водить по руке жены, согревая оледеневшие руки.
Я, спрятав багаж, в последний раз подошел к родным мне людям.
Я приобнял маму, ощутив на своей щеке поцелуй ее дрожащих губ.
Сильное рукопожатие папы почувствовал я всем своим телом.
А поезд тронулся точно по расписанию, оставив наедине одиноких родителей, надеявшихся на лишнюю минуту – посмотреть в огромные окна поезда, покрытые утренней росой.
Дорога домой, казалось, стала намного, намного длиннее.
Куда-то подевались веселые дяди-попутчики, спрятались за своих строгих мам шаловливые дети. Куда-то пропала эта природа за окном: стоит мне взглянуть в этот прозрачный мир, как на глаза попадаются лишь голые ветви берез и одиноко стоящие дубы.
Тане уже не хочется спать: слезы унесли ее дремоту и навеяли странное ощущение одиночества. Она слегка отсела от меня и уставилась в противоположное окно на другой стороне вагона.
На этот раз усну я, облокотившись о грубую спинку сидения.
А проснулся – и мир словно проснулся вместе со мной.
Солнце выглянуло из-за горизонта: солнечный зайчик, пускаемый одним из ребят, разбудил меня, не оставляя сну ни малейшего шанса. Веселые дяди, словно грибы, повылазили из земли и залили своим хохотом весь наш вагон.
Я улыбнулся и хотел привстать, поискать Таню. Но поиски мои закончились, стоило мне поднять голову: я только сейчас заметил, что лежу у нее на коленях. Таня все также смотрит в окно, поглаживая мои волосы своими нежными ручками. Заметив, что я проснулся, она шепчет: «Соня»…А я ничуть не против этого прозвища. Я люблю полежать, засыпая под ее милый голосок:
«Спасибо тебе, что ты все-таки поехал…».
XXXXIII
Выглянув во двор из кухонной двери, я заметил, как Константин Егорыч уже отошел довольно далеко, за огород, держа в руках что-то наподобие маленькой коробки.
Я, проглотив остатки пирожка, пошел за ним вслед.
Слева и справа росли в огромном количестве овощи самых разных видов: вот здесь невысокие стебли помидор раскрыли перед солнцем свои листочки, вот тут огурцы потянули свои ветви-лианы к небу, здесь – капуста, накапливая в себе питательные вещества, кажется, вот-вот выпрыгнет из круглого домика.
Дойдя, наконец, до конца огорода, я остановился. Константин Егорыч, заметив еще издалека мою легкую походку и резвые глаза-ищейки, закурил. Сигарета в его зубах уже догорала, когда я приблизился к отцу на расстояние метра.
«Закуришь?» - спросил он меня, протягивая вперед пачку неизвестной мне марки.
«Не курю», - гордо ответил я, глазами неодобрительно проведя по этой белой палочке-убийце.
«Похвально», - сказал Константин Егорыч и выкинул, наконец, остаток сигареты.
Ветер слегка теребил его редкие волосы, оказавшиеся сейчас без соломенной шляпы. Глаза не прожигали меня насквозь и не сверлили, как я ожидал, подходя с каждым метром все ближе и ближе.
Я боялся заговорить первым: он позвал меня посреди обеда не для такого, чтобы показать свой огород и предложить закурить.
Я ждал вопроса.
«Как вы познакомились с Таней?», - наконец, спросил Константин Егорыч.
«У нас в лицее создали поэтической кружок, на который ходили в том числе и девочки из гимназии. Там я увидел Таню, а познакомились…познакомились на балу, недели так две…назад».
И тут я понял, что сказал лишнего.
«Две недели? Всего две недели?» - ожидал я именно такого вопроса.
«А кто твои родители? Где вы живете?» - неожиданно прозвучало из уст Константина Егорыча. Запах дыма еще витал вокруг меня, мешая сосредоточиться.
«Мои родители в Новочеркасске. У нас тоже свое хозяйство. На него и живем, в основном».
Отец крутил круги на сухой земле, словно это песок.
«Можно, я задам тебе вопрос? Последний. И больше не спрошу ничего».
Именно в эту секунду голос его изменился. До этого он был слегка веселый, шуточный, словно Таня стоит за вот этим вот ограждением и выбежит ко мне, если я отвечу правильно на его вопросы. Но вопрос остался один. И я уверен, он будет намного серьезнее предыдущих. И Таня не выбежит, чтобы успокоить меня в случае недостойного ответа.