Страница 53 из 75
И с грохотом бросил надоевшую ношу.
«Таня! Танюшка приехала! Вот это день, вот это праздник!» - проголосил он на весь двор и бросился в раскрытые для него женские руки.
Я глядел на этих счастливых людей и слегка завидовал.
Казалось, кого-то им не хватает.
«Жених твой? - снова заговорил отец, освободившись от недолгих зажиманий, поправляя шляпу и щуря глаза. – Как зовут казака?».
«Денис Серцев, - громко подал голос я, - Ли…».
«Лицеист», - закончила предложение за меня Таня.
Отец одобрительно кивнул, словно будь я обычным парнем, не пустил бы за порог.
«Проходи, сынок», - махнул он рукой, приглашая пройти в дом следом за родными.
В теплом коридоре мама, взяв меня за руку, осторожно поцеловала в и без того красную щеку.
XXXX
А спустя всего десять минут мы уже сидели в уютной кухонке, попивая горячий чай со свежими пирожками с капустой.
«Денис, вы любите чай?»
«Конечно, люблю. Кто же его не любит?».
«Я вот, например, не люблю наш чай, - заговорил снова отец, облокотившись на ножку удобного стула, - Сколько пью, а напиться не могу! Разве это чай? Вот я помню, как…».
«Костя, дай же человеку поесть спокойно! Видишь, голодные они с дороги. Я прямо как знала, как знала, не зря пирожков с вечера наготовила!».
«…как в молодости, на пищевой базе тут, недалеко, бегали мы на обед в заводскую столовую…».
И пошел старик рассказывать и про бесконечно вкусные чаи с двумя кусочками сахара и огромными свежими бубликами, что пекли в пару метрах от столиков, и о прекрасном заводе, который закрылся всего пару месяцев назад, а опустевший огород пора приводить в порядок…
Светлана Георгиевна копошилась у плиты: наспех разогретые пирожки оказались едва теплыми, а угощать гостей холодными блюдами, как сказала мне на ушко Таня, у них не принято.
Бутылочка масла, вилка, ложка ловко перепрыгивали с одной руки хозяйки на другую, пока разгоряченная печка пускала наружу короткие языки пламени.
Сегодняшний жаркий день уже давно перешел за стрелку полудня.
Константин Егорыч, на время расставшись со своей шляпой, сел между мной и Таней. Его загорелая морщинистая рука частенько гладила худенькие танины плечи, а длинные шершавые пальцы пробегали меж русых потоков ее волос. На меня Константин Егорыч почти не смотрел: видя во мне порядочного человека, он не стал осыпать длинными многосложными вопросами, скрывающими под собой еще один ряд подковырок. Смотреть на Таню было намного приятнее: единственная дочь, оставив учебу, навестила, наконец, скромное родительское гнездышко.
Отец редко попивал уже остывший чай, не замолкая ни на секунду.
«А вы надолго к нам, голуби? Я вам постель постелю, отдохнете…».
Но, вспомнив, что где-то неподалеку копошится мать-хозяйка, добавил:
«В разных, естественно, комнатах».
Таня слегка улыбнулась, не сводя глаз с маленького стеклянного блюдца с лебяжьими узорами.
«Мы уже завтра утром домой, Константин Егорыч. У Тани еще выходной в запасе, а у меня завтра отпускной заканчивается».
Старик тяжело вздохнул.
Но не показал своего расстройства, подвинув ко мне горшочек с сахаром.
Проскрипели по полу тапочки Светланы Георгиевны, и она, едва появившись на кухне, ловким движением подбросила на обеденный стол новую порцию пирожков. Я, уже изрядно наевшийся, не стал обижать хозяйку: откусил от пирожка краешек и, дойдя до капусты, допил остаток чая.
Таня, последовав моему примеру, слегка надкусила верхушку и, взглянув на мой опустевший стакан, так и сидела, жуя всухомятку свежее тесто.
А остаток пирожка отдала нагловатой кошке, что терлась об меня практически весь обед, испачкав своей линяющей шерстью брюки. Этот черный комочек, схватит добычу, словно тигр, убежал на подушках-лапах в другую комнату.
«Спасибо, мать, за вкусный обед. А мы пойдем», - протяжно, словно зевая, проговорил Константин Егорыч, подмигивая мне небольшими карими глазками.
«Спасибо, Светлана Георгиевна», - поблагодарил я и, взглянув на Таню, вышел вслед за отцом в душную улицу.
«Спасибо, мама», - сказала Таня, когда суматошная хозяйка уже вернулась в узенькую кухню.
«А где же все?» - спросили ее глаза у застывшей дочери.
На что дочь лишь пожала худенькими плечами, доедая мой пирожок.
XXXXI
Я вернулся в дом через пару минут и застал Таню уже спящей.
Две комнаты, что выделили нам ее добродушные родители, оказались соседними. И я, будто бы не запомнив, что моя - ближе к кухне, как шпион, прорвался в тишину таниной комнатушки. Хотя «прорвался» звучит довольно враждебно: я открыл дверь тише, чем звук тикающей стрелки на часах над ее кроватью.
Таня спала лицом ко мне, свернувшись, словно еж, укрытая тоненькой простынкой. Ее руки, осторожно подпирающие нетяжелую голову, сейчас казались еще нежнее и мягче. Узенький носик бесшумно вбирал в себя скромные порции кислорода и также неслышно выпускал. Милые ушки иногда подергивались, словно на них падали капельки росы.
Я просидел на полу, всматриваясь в каждую клеточку ее дивного лица, наверное, около получаса, пока обстановка комнаты не начала меня заинтересовывать.
Огромный синий ковер, висящий на прикроватной стене, казалось, сочетался с видом из окна: выходившие на улицу, они каждое утро впускали к себе в гости голубое небо, а каждую ночь – одинокую серую луну. Сейчас же, в начале второго часа дня, жаркое солнце не пускали в дом короткие темно-синие, словно цвет волны, занавески.